Непрощенный

– Эту я узнал от талантливого музыканта, – сказал он, – по имени Лилит.

Когда Кэм сыграл первые аккорды «Изгоя», Лилит глубоко вздохнула. Кэм исполнял ее песню красиво, медленно, с сильными эмоциями, привнося глубину, которую она раньше не считала возможной. Он спел дважды. Когда он закончил, дети в группе уже засыпали. Позади них отец тихо поаплодировал Кэму.

– Вау, – прошептал Жан.

– Ага, – сказала Лилит. Ее трясло, подступали слезы. Все это ее так тронуло, что она больше ничего произнести не могла.

– Нам стоит уйти, – заметил Луис.

Несколько часов назад Лилит была уверена, что списала Кэма со счетов в последний раз. Теперь она шла за друзьями к машине Жана, ощущая головокружение, словно мир вокруг нее двигался с каждым шагом.

Она была уверена лишь в том, что сильно ошибалась в Кэме.

Глава 12. Заколдованный

Кэм

Шесть дней

Кэм проснулся в зеленой палатке на Доббз-стрит с затекшей спиной и бродячей собакой у его ног. Он спал здесь несколько раз после приезда в Кроссроудс. Здесь было не так одиноко, как на крыше спортивного зала Трамбулла.

Он столкнул собаку и выглянул на улицу, в бледный розовый рассвет. Здесь утро начиналось рано. Все проголодались и изнемогли после трудной ночи. Бесплатная столовая открывалась в семь, и Кэм вызвался работать на смене завтрака перед школой.

Он брел вдоль улицы, проходя мимо семей, готовящихся начать день, расстегивающих палатки, потягивающихся, качающих непоседливых ребятишек. Добравшись до заброшенного офисного здания, переоборудованного под бесплатную столовую, он толкнул и открыл стеклянные двери.

– Доброе утро, – поприветствовал его худощавый пожилой мужчина по имени Джекс. – Можешь начинать вон там.

Он кивнул в сторону покрытого вмятинами стального кухонного стола, на котором стояла огромная коробка «Бисквика» возле миски для смешивания.

Не очень-то долгий разговор – это устраивало Кэма. Он добавил молока и яиц и начал смешивать тесто для блинов, зная, что парни Бэллард, любившие его музыку, будут первыми в очереди. Половина хот-дога и несколько кусочков сэндвича – неважный ужин для растущего ребенка. За короткое время Кэму стали дороги семьи, жившие на Доббз-стрит. Он полюбил смертные жизни, и не только Лилит. Люди его завораживали. Все эти маленькие огоньки, зажигающиеся и гаснущие.

– Ты в порядке, Кэм? – спросил Джекс, стоя у кухонной плиты, где он жарил кусочки ветчины. – Плохо выглядишь.

Кэм поставил миску с тестом для блинов и подошел к затемненному окну, чтобы глянуть на свое отражение. Его зеленые глаза впали в темно-фиолетовые глазницы. С каких пор у него ввалившиеся щеки? И теперь даже его руки казались древними, в пятнах и морщинах.

– Я в порядке, – сказал он, но его голос дрогнул. Он выглядел и чувствовал себя ужасно.

– Позавтракай перед школой, – доброжелательно сказал Джекс, похлопывая Кэма по спине. Как будто тарелка с блинами заставит все проблемы, устроенные ему дьяволом, исчезнуть.

* * *

– Кэм…

Лилит нашла его у шкафчика перед тем, как отправиться в классную комнату. Он прилетел с Доббс-стрит к кампусу, поэтому был не прочь забраться в душ до того, как комната наполнится легкоатлетической командой. Кэм подумал, что душ поможет ему выглядеть чуть лучше, но, когда одевался для школы, зеркало в раздевалке оказалось таким же беспощадным, как окно в бесплатной столовой.

Даже его ступни теперь менялись, чернея и раздваиваясь, как копыта проклятых. Он больше не мог залезть в свои ботинки. Ему пришлось украсть пару ботинок из мотомагазина в центре города.

– Привет. – Кэм не мог не уставиться на красивое лицо Лилит.

– Как ты? – спросила она мягко.

– Бывало и лучше. – Кэм не хотел такое признавать, но правда вырвалась до того, как он смог подвергнуть ее цензуре.

Ученики спешили мимо них по коридору. Все говорили о выпускном. Кто-то запустил футбольный мяч в голову Кэма. Он вовремя увернулся.

– Я могу чем-то помочь? – спросила Лилит, облокачиваясь о шкаф и слегка улыбаясь ему. На ней была футболка с «Четырьмя всадниками», завязанная в узел на ее стройной талии. Ее волосы все еще были мокрыми после душа и пахли фрезией. Он не мог не наклониться поближе.

Вспомни меня, хотел он сказать, потому что, если бы она смогла вспомнить, каким Кэм был, когда они впервые полюбили друг друга, она бы видела в нем не просто иссохшую скорлупу, как сейчас.

– Я думал, ты злишься на меня, – сказал он.

К его удивлению, Лилит потянулась к его руке. Ее пальцы были холодными и сильными, с мозолистыми кончиками, которыми она перебирала гитарные струны.

– Нужно волноваться о более важных вещах, – сказала она.

Кэм ухватился за этот шанс и ступил ближе, желая поднять руку к ее волосам. Он знал, какими они будут на ощупь: влажные и великолепно мягкие, прямо как в Ханаане, когда она лежала в его объятиях на берегу реки после купания, а ее волосы разметались по его голой груди.

– Что может быть важнее твоего доверия? – спросил он.