В своей жизни Артем многое пережил и много на что насмотрелся. Но это… Зрелище было омерзительным до тошноты и в то же время жалкое.
Человеческая голова. Лысая, как яйцо… нет, скорее, как какой-то чудовищный плод, гниющий изнутри. Толстые натруженные вены перерастали в трубки, сделанные то ли из пластика, то ли из высушенной кожи, и по ним лениво текла темная жидкость. Такие же трубки пучками торчали снизу, из шеи. Глядя на него, Артем ощутил нечто вроде раздвоения личности. В то время как одна половина его сознания боролась с ужасом и отвращением, другая спокойно и беспристрастно перечисляла приметы пострадавшего (жертвы?) и признаки, по которым можно было установить причину смерти.
…Или «длительное время»? Кстати, а кто сказал, что это вода?
Широкий рот с пухлыми, как у негра, губами был приоткрыт. Крупный нос картошкой словно размяк, но продолжал впитывать жидкость всеми зияющими порами кожи. Покойник был лыс, но мало того: у него не было ни бровей, ни ресниц, и это напоминало о каких-то других утопленниках, у которых наблюдался тот же характерный признак. На лице застыло выражение, словно утопленник закрыл глаза, пытаясь что-то вспомнить… да так и не открыл.
— Эй, напарник… Напарник?!
Артем поймал себя на том, что уже минуту таращится в никуда. Вместе с ощущением реальности накатила дурнота, и он снова ухватился за край пульта.
— Тихо, тихо, не падай… — в скрипучем голоске Матильды послышалась непритворная тревога. — Ты что…
Сквозь антрацитовую обморочную пелену Артем услышал дробный шорох ее лапок… и взвыл от боли.
— Это ты «что»! — заорал он, хватаясь за укушенную лодыжку.
Вот и все. Сейчас — судороги, боль в мышцах… потом черный коридор, белый круг… и доброе время суток, святой Петр.
В этот момент Артем сообразил, что апостолу придется подождать, да и укус почти прошел.
— Это ты «что», а я ничего, — огрызнулась Матильда. — Кровь твою попробовала. Как я иначе пойму, что с тобой случилось?
— И что со мной могло случиться? — мрачно осведомился Артем. Боль понемногу утихала, признаков отравления пока не наблюдалось, в голове слегка просвежело. Хотя черт его знает, чем это потом аукнется…
— Могло что угодно, — спокойно отозвалась паучиха. — Съел чего-нибудь… или заразился…
Она задумчиво скрипнула жвалами и добавила:
— А так ничего не случилось. Еда непривычная. И подергался.
— Ага, — Артем потер скулу. — Знакомого встретил.
— Знакомого?!
— Шутка.
Он отвел глаза, чтобы не встречаться взглядом с головой в колбе, и принялся разглядывать поверхность пульта. Почему-то возникло ощущение, что «утопленник» подглядывает за ним из-под лишенных ресниц век — ощущение весьма неприятное.
Пульт был противоестественно чистым, словно его только что протерли тряпкой — ни пылинки, ни волосинки. Хотя откуда тут волосинкам взяться? Что же до кнопок и разной формы сенсорных панелей… Артем не обладал фотографической памятью и не рискнул бы сыграть в «десять отличий», сравнивая его с теми, что видел раньше.
Нет, одно отличие все же наличествовало. Отсутствие кнопки «вкл.»… Или «пуск». Или, на худой конец, «старт».
Но ведь как-то эта хрень должна включаться!
Подключив к поискам Матильду, Артем вскоре пришел к неутешительному выводу. Если «хрень», то есть система, управляемая с этих пультов, включалась, то явно не с самих пультов, а может, и не из этого зала вовсе.
Последнее представлялось совсем печальным. Искать кнопку, которая включает неизвестно что, на территории, сравнимой по площади с небольшим городком вроде нежно любимого Артемом Петродворца, но застроенного вместо очаровательных краснокирпичных хрущевок и старых двухэтажных домиков высотками… А не пошло бы оно куда подале?
— Ну, что у тебя хорошего? — устало поинтересовался он, присаживаясь в ближайшее кресло.
Паучиха вылезла из-под одного из пультов и совсем по-человечески развела передними лапками.
— Смотря что мы искали. Взгляни, если есть желание.
Артем нехотя оторвал зад от кресла и поплелся за ней.
Находка и в самом деле оказалась занятной. Во всяком случае, ничего похожего Артему пока не попадалось: шар, размером напоминающий дыню-колхозницу, а цветом — графитный стержень и непонятно каким образом держащийся на тоненьком стерженьке. Его поверхность была безупречно гладкой, но не блестела. Артем не мог избавиться от ощущения, что шарик можно сжать в руке безо всякого усилия, а если отпустить, он расправится, как кусок поролона.
Вот только желания тискать загадочный предмет почему-то не возникало.
— Прелесть какая, — пробормотал Артем, присаживаясь на корточки и разглядывая шарик снизу. Конструкция не была монолитной — по крайней мере снаружи. С этой точки обзора четко просматривался стык между стерженьком и шариком. — Вопрос только, для чего она предназначена.