Женщины зажимали себе рты носовыми платками; сильные мужчины слабо всхлипывали. Даже охрана покинула свои посты и глазела на человека, в руках которого оказалась судьба нации.
Трое стояли на балконе бок о бок – Неистовый Генри, Старина Шеп и седовласая Старая Перечница. Кулаки их сжимались, словно стискивая эфесы невидимых шпаг. Смертельно побледнев, юный конгрессмен взирал на их замершие силуэты.
– Я голосую против, – наконец выдохнул он. – Я голосую против законопроекта.
И тут все взорвалось. Крики, вопли. С большим трудом охране, несмотря даже на вызванное подкрепление, удалось очистить галерею. Десятки людей были затоптаны, среди них престарелый вождь индейцев чиппевайя, приехавший в Вашингтон, чтобы подать иск против правительства, и оказавшийся на галерее лишь потому, что на улице шел дождь.
Конгрессмен Боракс поведал о своих чувствах в телевизионном интервью.
– У меня было такое чувство, что я заглядываю в свою собственную могилу. И все же я не мог не проголосовать именно так. Меня об этом просила мама.
– Неужели вам не было страшно? – интересовался журналист.
– Очень страшно, – признавался Боракс. – Но в то же время я ощущал в себе невероятную отвагу.
Рассчитанный политический риск оправдал себя. С этого дня Боракс возглавил контрреволюцию.
III. Контрреволюция
Антимаскулинисты одновременно приобрели идеолога и военачальника.
Пока тридцать семь штатов либерализировали бракоразводные законы в пользу мужей, разрозненные группы оппозиции примыкали к лозунгу, выдвинутому юным конгрессменом из Флориды. Только так они могли игнорировать обвинения в «извращенном феминизме» и не обращать внимания на ярлыки «подъюбочники» и «маменькины сынки».
Два года спустя они настолько окрепли, что смогли выдвинуть своего кандидата в президентскую администрацию. Впервые за много десятилетий в исполнительный совет избрали мужчину – Элвиса Боракса.
После проведения консультаций с избирателями и партийными руководителями, а также ориентируясь на свою интуицию и склонности, Боракс решил выбрать для себя «материнскую» платформу.
Он объяснял, что не женился потому, что в нем нуждалась его мать. Ей было восемьдесят три года, и она была вдовой; что могло быть важнее ее счастья? Пусть страна живет по никогда еще не подводившему закону: «Мать знает лучше всех».
По всей стране начали расходиться фотографии хрупкой пожилой дамы в окружении звезд. Когда же Дорсблад отпустил какое-то едкое замечание по ее адресу, Боракс ответил песней собственного сочинения, тут же занявшей первое место в хитпараде. Пластинка с ее записью является одним из замечательных политических документов, свидетельствующих о жизнеспособности наших славных традиций. С легким завыванием Боракс пел своим чистым тенором:
Затем последовала знаменитая речь «Крест из шпаг», которую Боракс произносил снова и снова на встречах с избирателями, церковных празднествах, окружных ярмарках и собраниях.
«Перестаньте приклеивать к лону человечества этот злосчастный гульфик! – грохотал он. – Не смейте распинать женщин на кресте из шпаг!»
«И знаете, почему этого нельзя делать? – вопрошал он, потрясая над головой правой рукой. – Знаете ли вы?»
Аудитория замирала в ожидании с открытыми ртами и горящими глазами.
«Потому что, – наконец тихим шепотом отвечал оратор, – это огорчает вашу маму».
Это была действительно отчаянная кампания, призванная решить все раз и навсегда. Дорсбладиты требовали окончательно разобраться с избирательным правом, Боракс призывал к тому, чтобы маскулинизм признали преступным родом деятельности.
Партия маскулинистов выдвинула своего кандидата. Им оказалась главный делегат от Америки на мирной конференции по разоружению в Париже незабвенная миссис Странт.
На всех выступлениях Клариссиму Странт сопровождали трое ее рослых сыновей с бейсбольными битами наперевес. У нее также имелся таинственный муж, занятый «мужской работой». На изредка появлявшихся в газетах фотографиях он стоял с охотничьим ружьем, на фоне доброй гончей, выгонявшей из кустов дичь. Его лицо не было запоминающимся, но что-то в посадке его головы свидетельствовало, что он не потерпит глупостей ни от кого, а особенно от женщин.
Неистовый Генри и Домохозяйка Клариссима вместе составляли замечательный тандем. Сначала на эстраде прыгал Дорсблад с воинственно раскачивающимся гульфиком – он обличал, требовал и предавал анафеме. Затем наверх поднималась Клариссима Странт. Ответив на его галантный поклон низким реверансом и расправив белый в красную горошину передник, который она всегда носила, Клариссима приступала к неторопливому рассказу о том, как приятно быть женщиной в истинно мужском мире.