Непристойное предложение

— Старый неврастеник. Совсем сошел с ума.

— Скажите же нам хоть что-нибудь, — вступила в разговор Эвелин.

— Собирается он дать денег или нет? — добавила я.

— И да и нет, — ответил Штефан.

— Смотря как будем себя вести, — добавил Оливер и уселся в свой серебристый блестящий «Z4».[12]

Эвелин заняла место рядом и на прощание изобразила на лице такую гримасу, словно приступ боли разом поразил все ее зубы. Как бы то ни было, но выглядела она действительно усталой. Я кивнула в ответ с сочувствующим выражением, так как мне пришло в голову, что если они заведут ребенка, им придется продать машину, ведь в ней не было предусмотрено место для детского сиденья. Может быть, эта проблема тревожила ее сердце.

— Теперь скажи наконец! — воскликнула я, когда мы уселись в свой раздолбанный универсал (если бы его пришлось продавать, у меня бы сердце не екнуло). — Что вам поведал Фриц?

Штефан в ярости повернул ключ в замке зажигания.

— Что ему постоянно стыдно за нас, что мы законченные неудачники, не умеем обращаться с деньгами, что у нас ни на кого и ни на что нет чутья, — все, что есть на самом деле.

— Да-да, — нетерпеливо перебила его я. — Это он всегда говорит. Но почему сегодня высказал все это за закрытой дверью? Он замыслил что-то недоброе?

Штефан помолчал несколько секунд, пока выезжал задним ходом со двора.

— Потому что он коварный, одержимый властью старый тиран, — в сердцах произнес он.

— Но и это для нас не новость. Смотри, пожалуйста, за дорогой! Новость только в том, что он вдруг открыто заговорил о своих деньгах. А если ты меня спросишь, так я с удовольствием их немедленно возьму. Даже без всяких угрызений совести!

— А ты думаешь, у меня будут эти угрызения? — крикнул Штефан и резко затормозил, едва не проскочив на красный свет. — Если бы он на старости лет вдруг ни с того ни с сего проявил великодушие, я был бы последним, кто стал отговаривать его от этого, можешь мне поверить. Я лично придерживаюсь той точки зрения, что отец может хоть что-то передать сыновьям от своего богатства! Только в случае с нашим отцом это не проходит. Он никогда никому ничего не дал просто так, без того, чтобы не получить взамен куда больше.

Мое любопытство разрослось до заоблачных высот.

— Так что же он потребовал в качестве ответной услуги на этот раз? — спросила я, затаив дыхание, в то время как моя фантазия начинала рисовать самые невероятные картины.

— Поверь мне, ты вряд ли захочешь об этом узнать, — ответил Штефан.

— Разумеется, я этого хочу! — воскликнула я. Ох, как я этого хотела.

Но Штефан лишь вздохнул и замолчал. Его молчание выводило меня из себя. И только на следующем светофоре (я от нетерпения уже до крови искусала нижнюю губу) он произнес:

— Вопрос, на который нам предстоит ответить, звучит так: готовы ли мы на все ради денег? И как далеко пойдем ради них?

— Но хорошо бы определиться, о какой сумме идет речь, — ответила я. — Кстати, светофор уже зеленый!

Штефан тронулся с места, так что покрышки завизжали от трения об асфальт.

— Сумме, достаточной для того, чтобы погасить долга, отремонтировать дом и, может быть, даже сделать некоторые новые вложения в дело, — произнес он, и это прозвучало как-то особенно тоскливо.

— Ох! — простонала я. — Ну хорошо, за это я сделала бы почти все.

Штефан бросил на меня тяжелый многозначительный взгляд. Что это было? Ужас? Презрение? Одобрение? Я не смогла понять.

— Что это значит — «почти все»? — спросил он.

— Мы находимся сейчас в плоскости теоретических рассуждений или?..

Штефан кивнул.

— Хорошо, — с известной долей рвения ответила я, как любой человек, который достаточно часто втайне рассуждал сам с собой на эту щекотливую тему и вдруг получил возможность высказаться (но правда ли, что каждый хоть когда-нибудь рассуждал на эту тему?). — Я смогла бы отдать почку, впрочем, лишь тому, кто действительно в ней нуждается, а не просто абы кому. А вот руку бы отдавать не стала. Даже ни единого пальца с этой руки, если быть до конца честной. Ни одной части тела, которая на виду. И конечно, ни одной, что нужна мне самой. Я не стала бы никого убивать, даже Эберхарда, хотя он меня и достал. Да и рискованно все это. Действительно, зачем мне любые деньги, если за убийство я все равно полжизни проведу в тюрьме? — прервала я свои рассуждения. — А ты ради денег пошел бы на убийство?

— Только своего отца, — зло ответил Штефан.

— Это, конечно, позволило бы решить очень многие проблемы, — сказала я. — Даже скорее всего все, если хорошенько подумать.

— Это была лишь шутка, Оливия! — зашипел на меня Штефан.

По его самолюбию всегда резко ударяло, если я не начинала сразу смеяться над его остротами.

— Да, я лишь поддержала ее, — сказала я. — Ты же знаешь, что в принципе я очень хорошо отношусь к твоему отцу. Ну, почти хорошо. — Ложь всегда очень трудно мне давалась, поэтому я почти сразу добавила: — Я не считаю его таким ненавистным, чтобы желать его убить.

— Но в остальном ты готова пойти на все, чтобы заполучить его денежки?

Я почувствовала на себе пронизывающий взгляд.

— А почему я? Он же разговаривал на эту тему с тобой.