Непридуманные истории

– Спасибо, батюшка, мать корову подоила, так молока уже напился.

– Все равно садись, что-нибудь расскажи.

– Отец Федор, мне дед говорит, что, когда я вырасту, получу от вас рекомендацию и поступлю в семинарию, а потом буду священником, как вы.

– Да ты еще лучше меня будешь. Я ведь неграмотный, в семинариях не учился, не те годы были, да и семинариев тогда уже не было.

– Вот вы говорите «неграмотный», а откуда же все знаете?

– Читаю Библию, еще книжки кое-какие есть. Немного и знаю.

– А папа говорит, что нечего в семинарии делать, так как скоро Церковь отомрет, а лучше идти в сельхозинститут и стать агрономом, как он.

– Ну, сказанул твой батя, – усмехнулся отец Федор. – Я умру, отец твой умрет, ты когда-нибудь помрешь, а Церковь будет вечно стоять, до скончания века.

– Я тоже так думаю, – согласился Петя. – Вот наша церковь сколько лет стоит, и ничего ей не деется, а клуб вроде недавно построили, а уж трещина по стене пошла. Дед говорит, что раньше прочно строили, на яйцах раствор замешивали.

– Тут, брат, дело не в яйцах. Когда я говорил, что Церковь будет стоять вечно, то имел в виду не наш храм, это дело рук человеческих, может и разрушиться. Да и сколько на моем веку храмов да монастырей взорвали и поломали, а Церковь живет. Церковь – это все мы, верующие во Христа, и Он – глава нашей Церкви. Вот так, хоть твой отец грамотным на селе слывет, но речи его немудрые.

– А как стать мудрым? Сколько надо учиться, больше, чем отец, что ли? – озадачился Петя.

– Да как тебе сказать… Я встречал людей совсем неграмотных, но мудрых. «Начало премудрости – страх Господень» – так сказано в Священном Писании.

Петя хитро сощурил глаза:

– Вы в прошлый раз говорили, что Бога любить надо. Как это можно и любить, и бояться одновременно?

– Вот ты мать свою любишь?

– Конечно.

– А боишься ее?

– Нет, она же не бьет меня, как отец.

– А боишься сделать что-нибудь такое, отчего мама твоя сильно бы огорчилась?

– Боюсь, – засмеялся Петя.

– Ну, тогда, значит, должен понять, что это за «страх Господень».

Их беседу прервал стук в дверь. Вошла теща парторга колхоза, Ксения Степановна. Перекрестилась на образа и подошла к отцу Федору под благословение.

– Разговор у меня, батюшка, наедине к тебе. – И бросила косой взгляд на Петьку.

Тот, сообразив, что присутствие его нежелательно, распрощавшись, юркнул в дверь.

– Так вот, батюшка, – заговорщицким голосом начала Семеновна, – ты же знаешь, что моя Клавка мальчонку родила, вот два месяца, как некрещеный. Сердце-то мое все изболелось: и сами невенчанные, можно сказать, в блуде живут, так хоть внучка покрестить, а то не дай Бог до беды.

– Ну а что не несете крестить? – спросил отец Федор, прекрасно понимая, почему не несут сына парторга в церковь.

– Что ты, батюшка, Бог с тобой, разве это можно? Должность-то у него какая! Да он сам не против. Давеча мне и говорит: «Окрестите, мамаша, сына так, чтобы никто не видел».

– Ну, что же, благое дело, раз надо – будем крестить тайнообразующе. Когда наметили крестины?

– Пойдем, батюшка, сейчас к нам, все готово. Зять на работу ушел, а евоный брат, из города приехавший, будет крестным. А то уедет – без крестного как же?

– Да-а, – многозначительно протянул отец Федор, – без кумовьев крестин не бывает.

– И кума есть, племянница моя, Фроськина дочка. Ну, я пойду, батюшка, все подготовлю, а ты приходи следом задними дворами, через огороды.

– Да уж не учи, знаю…

Семеновна вышла, а отец Федор стал неторопливо собираться. Перво-наперво проверил принадлежности для крещения, посмотрел на свет пузырек со святым миром, уже было почти на дне. «Хватит на сейчас, а завтра долью». Уложил все это в небольшой чемоданчик, положил Евангелие, а поверх всего облачение. Надел свою старую ряску и, выйдя, направился через огороды с картошкой по тропинке к дому парторга.

В просторной светлой горнице уже стоял тазик с водой, а к нему были прикреплены три свечи. Зашел брат парторга.

– Василий, – представился он, протягивая отцу Федору руку.

Отец Федор, пожав руку, отрекомендовался:

– Протоиерей Федор Миролюбов, настоятель Никольской церкви села Бузихино.

От такого длинного титула Василий смутился и, растерянно заморгав, спросил:

– А как же по отчеству величать?

– А не надо по отчеству, зовите проще: отец Федор или батюшка, – довольный произведенным эффектом, ответил отец Федор.

– Отец Федор-батюшка, вы уж мне подскажите, что делать. Я ни разу не участвовал в этом обряде.

– Не обряд, а Таинство, – внушительно поправил отец Федор совсем растерявшегося Василия. – А вам ничего и не надо делать, стойте здесь и держите крестника.

Зашла в горницу и кума, четырнадцатилетняя Анютка, с младенцем на руках. В комнату с беспокойным любопытством заглянула жена парторга.

– А маме не положено на крестинах быть, – строго сказал отец Федор.

– Иди, иди, дочка, – замахала на нее руками Семеновна. – Потом позовем.

Отец Федор не спеша совершил крещение, затем позвал мать мальчика и после краткой проповеди о пользе воспитания детей в христианской вере благословил мать, прочитав над ней молитву.