Неправильный ответ

– Будем надеяться, что тебе ради этого не придется сменить мужа, – усмехнулся тот ей в ответ и, чмокнув на прощанье в нос, отправился к открывавшемуся лифту.

***

Тем же утром в нескольких кварталах от дома Краевских, в куда более просторных апартаментах недавно отстроенного элитного дома, еще одна семья заканчивала завтрак.

– Правильное кино – это когда тебе два часа хочется плакать, а потом очень хочется жить! Как тебе? – воодушевленно произнесла хозяйка дома, делая глоток неизменно начинающего ее день смузи из сельдерея с петрушкой.

Марии Петровне Радзинской было уже давно за сорок. Однако редкое сочетание безупречной ухоженности и искрящегося интеллекта игривых зеленых глаз делало ее невероятно привлекательной. Купаясь в достатке своего супруга и не видя никакой надобности в трудовой деятельности, последние годы Мария Петровна шутки ради начала писать статейки о кино, а они совершенно неожиданно, прежде всего для самого автора, стали набирать небывалую популярность.

– Женский взгляд на мир, – раздался растягивающий слова басистый голос из-за раскрытой газеты. Семён Павлович Радзинский был заметно старше Марии Петровны. Успешный торговец и бизнесмен наклонностей к творчеству не имел вовсе и к деятельности жены относился скорее снисходительно, чем как-либо еще.

– Правильное кино, как мне кажется, должно вдохновлять на размышления. Все прочее – лишь игра на нейромедиаторах в коммерческих целях, – добавил он.

– Затейливо сказал, – задумчиво произнесла Мария Петровна, хотела добавить что-то еще, но тут раздался насмешливый молодой голос от входа в столовую:

– Начали академический спор еще до первых петухов?

На пороге появился высокий, идеально сложенный и крайне привлекательный юноша. И манера держаться, и интонации голоса мгновенно заявляли о завидной уверенности в себе.

– Сынок, к восьми утра все петухи положенное уже отпели, – вздохнул Семён Павлович.

– Алекс, имей совесть, сейчас же садись за стол, – подхватила Мария Петровна, – у тебя десять минут или ты опять опоздаешь в школу.

Разве что не изобразив пару танцевальных па, Радзинский-младший изящно подлетел к столу, одарил обоих родителей поцелуем в щеку и уселся уплетать уже почти остывший омлет.

– «Режиссер – это, собственно, Колумб. Он хочет открыть Америку, а вся команда хочет домой», – важно продекламировал Алекс. – Специально для тебя, маман, ношу в голове со вчерашнего вечера.

Мария Петровна ласково улыбнулась.

– Чей каламбур? – проговорил бас из-за газеты.

– Феллини.

– Ишь!

***

Миша Краевский и Александр Радзинский добрались до двора школы номер сто восемнадцать практически одновременно. Мишаня, выбравшись из отцовского автомобиля, вприпрыжку побежал прямиком в раздевалку, предвкушая встречу с друзьями. Алекс задержался перекинуться парой фраз с группой подростков у торца здания и подмигнуть нескольким девчонкам из соседнего класса.

Четыре этажа сталинского здания, окруженные несколькими сотками земли в ободке красно-голубого частокола, давали приют дюжинам детских миров, многие из которых никогда не пересекались. Заурядный пятиклашка и не по годам сияющий успешностью старшеклассник не были знакомы и вряд ли обратили бы внимание друг на друга, столкнувшись где-то на улице. Однако сегодняшнему дню было суждено надолго связать их судьбы крепкими цепями. Хотя насколько надолго, Радзинский узнает лишь спустя годы.

Школьный день ничем не отличался от прочих. В обеденный перерыв огромный зал столовой силился не лопнуть от шума болтовни, звяканья посуды и топота снующих туда-сюда детских ног.

Мишаня в компании своего вечного спутника Серёги и еще нескольких одноклассников сидел перед заполненными объедками прямоугольными подносами, дожевывая предложенные школой яства. Серёга вовсю хвастался привезенным отцом из командировки подарком. Фигурка Человека-паука. Не какая-то там игрушенция, а коллекционный экземпляр. Подбоченившись, металлический мускулистый атлет строго глядел вперед, не страшась никаких угроз. Крут он был, аж дух захватывало.

Мальчишки ахали и охали, Серёга играл на публику и все шире распушал перья. Мишаня боролся с неадекватным едким чувством несправедливости. Ну разве кто-то так же искренне восхитится каждым изгибом этого произведения искусства, как он! Серёга даже не коллекционировал фигурки, а у Мишани на полке их было уже восемь. И каждую из них он уже успел зарисовать под всеми мыслимыми углами, но такого чуда еще не видел. Он же как настоящий, того и гляди паутину из запястья выпустит. Зависть сменилась было угрызениями, Серёга все-таки лучший друг, стоило бы просто за него порадоваться, но мысли не дали места анализу чувств, поплыв, размывая очертания реальности, преобразуя линии картинок для новых сюжетов. Вот бы прям сейчас их все зарисовать!