Неправильный лекарь. Том 2

Пятеро сидевших за столом не были облачены ни в какие мантии, просто обычные строгие костюмы для работы в офисе. Сидевший в центре на кресле с самой высокой спинкой, скорее всего и был главный лекарь. Выглядел он старше остальных, скорее всего лет семьдесят, но выглядел очень бодрым. Остальные члены коллегии тоже были не молоды, но седины чувствительно меньше.

— Добрый день, господа лекари, — прозвучал уверенный суровый голос главного, нарушив создавшуюся тишину. — Присаживайтесь. Александр Фёдорович, господин Гладышев вкратце мне описал вашу методику и рассказал об изменениях в продуктивности своих сотрудников, которые начали ей пользоваться. Расскажите мне и моим коллегам немного подробнее, чтобы мы имели представление о чём речь.

Я, как приличный интеллигентный человек, которому дали слово, встал и начал по пунктам излагать краткую суть того, как можно малыми силами делать много работы. Все пятеро сидели молча, не перебивали и даже время от времени что-то записывали.

Я всё диву даюсь, не так уж всё это и сложно, вполне логично, а почему-то для всех выглядит, как озарение, пришедшее с небес. Никак в толк взять не могу, почему это не используется в обучении в высших учебных заведениях? Или подавляющему числу студентов это просто не надо?

Есть ещё другой вариант, не хотят плодить большое количество конкурентов, чтобы вся слава великих лекарей доставалась родам, обладающим самым сильным даром, а остальные будут просто второй сорт, а соответственно не будут мешаться под ногами и не удостоятся чести обслуживать элиту, а соответственно не получат доступ к большим деньгам.

Выслушав меня, члены коллегии дали слово Вячеславу Петровичу. Он тоже встал, как и я, значит я сделал правильно, не уронил свою честь, а действовал согласно этикета. Эта область познаний в этом мире у меня тоже хорошенько прихрамывала, теперь я решил найти время и наверстать упущенное. Прямо отсюда сразу поеду в библиотеку.

Гладышев в красках и с эмоциями расписывал членам коллегии, как изменились показатели эффективности стажёра Барышкина, которого все считали бездарным и уже находился на грани дисквалификации и перевода в гильдию знахарей.

— Спасибо, Вячеслав Петрович, — сказал главный, когда Гладышев закончил свою пламенную речь, а человек, сидевший от него по правую руку перестал шептать на ухо. — Присаживайтесь. Это очень интересная и своеобразная информация. Нам с коллегами необходимо посовещаться. Попрошу вас на время удалиться и подождать в приёмной.

— Да, ваше сиятельство, — сказал Гладышев, уважительно поклонился и направился к выходу. Мы тоже встали, коротким кивком поклонились и двинулись следом за своим шефом.

Мы расселись по креслам, стоявшим вдоль стены в приёмной. Секретарю кто-то позвонил, и он вышел, извинившись перед нами, что должен отлучиться.

— Странно как-то всё это, — задумчиво произнёс Гладышев, когда мы остались без посторонних. — Почему-то я ожидал восторга и немедленного одобрения для начала учебного процесса, возможно даже ещё каких-нибудь предложений, возможно даже финансовой поддержки для развития проекта в масштабах города, а они какие-то насупленные сидят.

— Кажется я знаю причину, — хмыкнул я.

— И какая же? — удивился Вячеслав Петрович.

Я ему вкратце изложил свою теорию о том, почему это не преподают в институтах. Он заметно помрачнел и задумался.

— Скорее всего вы правы, Александр Фёдорович, — вздохнул он. — Если они такого мнения придерживаются, то всё очень печально.

— Это лишь предположения, — попытался я немного успокоить его и себя. — Хочется верить, что я не прав. Скоро мы все узнаем, осталось лишь немного подождать.

Минут двадцать мы сидели молча, каждый в своих мыслях. Стажёр как-то особенно грустно смотрел в окно, словно видел это небо в последний раз. Олейников пару раз тяжко вздохнул и, взяв в руки телефон, полез прокручивать новостные ленты, чтобы отвлечься. Но больше всех переживал и волновался я, изо всех сил стараясь делать спокойный скучающий вид. Хорошо помогало мне в этом разглядывание картины, висящей на стене напротив. По стилю и цветовой гамме похоже на работы французских художников семнадцатого века. Я подобные видел в своё время в Эрмитаже, огромные размеры и высочайшая детализация каждого крохотного элемента. Очень занимательно, можно долго залипать.

Наконец нас пригласили обратно в кабинет. Мы сели на свои места и ждали вердикта. Довольных лиц среди членов коллегии я не увидел, просто мировая тоска в глазах, словно только что близкого родственника похоронили.

— Александр Фёдорович, — начал главный лекарь губернии, — мы заинтересовались вашей методой. Однако странно, что никто из нас не слышал ранее, что возможно настолько экономить свою силу без ущерба для лечебного процесса. Если этот метод реально существует, то его должны были преподавать во всех институтах в обязательном порядке в перечне базовых дисциплин. А если этого нет, тогда возникает вопрос — в чём подвох? Нет ли вероятности, что этот метод в итоге оказывает вред здоровью лекаря или пациента? Вам такое не приходило в голову?