За ужином собралась вся семья, теперь я смог наконец увидеть всех вместе. До этого Катя казалась мне точной копией матери, просто более молодой. Сейчас разглядел некоторые черты отца, но характер был отличный от всех. С папой уже и так всё понятно, а мама просто эталон благородной сдержанности, толерантности и царской грациозности. Глядя на неё, я думал, что именно так и должна вести себя императрица на светском рауте, только мама вела себя так всегда и не было заметно, что она прилагала для этого особые усилия, встроенная базовая функция. Был бы я на месте отца, тоже бы в неё влюбился.
Мы с аппетитом поужинали, поболтали о пустяках, потом я и отец поднялись к нему в кабинет, пока женская половина делилась маленькими секретами сидя перед камином.
— А ты сегодня утром неплохо сработал в манипуляционной, — сказал отец, когда мы уселись в его кабинете в удобные кресла возле небольшого журнального столика. Он налил в бокалы немного выдержанного французского коньяка, отказываться я не стал. — Если честно, когда я тебя там увидел, хотел сначала прикончить.
— Я знаю, — невозмутимо ответил я и пригубил элитный напиток, которому явно было больше лет, чем моему новому телу.
— А в итоге ты меня очень удивил, не знал даже, что ты этим увлекался. Давно начал?
— Да как тебе сказать, — пожал я плечами. Не скажу же я, что у меня больше двадцати лет стажа, это как раз мой возраст в данный момент. — Если честно даже не помню, может с год. Виктор Сергеевич меня научил.
— Неправда, Панкратов мне неоднократно упоминал, что ты его едко подкалываешь за подобные методы. Мол незачем заниматься этим варварством, когда можно всё сделать без шума и крови.
— Ну да, было такое, но я произвёл для себя переоценку возможности классической хирургии, — не задумываясь выдал я. — Как показал сегодняшний опыт, это неплохо работает. Я хочу и дальше развивать эти методы, если ты не возражаешь конечно.
— Ну, допустим, я не возражаю, но пойми сам, мне не нужны лишние осложнения в клинике и новая волна слухов, что сын Петра Емельяновича Склифосовского бездарь и позор рода.
— Не переживай, я сделаю всё, что в моих силах. Виктор Сергеевич и Борис Владимирович мне помогут. И Илюха Юдин всегда под рукой, он будет ответственным за гемостаз и сращение.
— Начни завтра с Бориса Владимировича, он ещё раз попробует прошерстить закоулки твоей памяти, может ещё что вспомнишь. И, я до конца так и не понял, что случилось с твоим даром, ты же вполне неплохо справлялся уже. Да и ретроградную амнезию после травмы я сотню раз видел, но, чтобы вот так, впервые. Но, самое важное для внепланового заседания коллегии, которое состоится через пять дней, именно твой дар лекаря, который практически исчез. Ты же понимаешь, что в этом случае они будут вынуждены отозвать у тебя статус лекаря и ты будешь относиться к среднему медицинскому персоналу, как Виктор Сергеевич.
Так и хотел сказать «оп-па», но только открыл рот и закрыл. Ну да, почему я решил, что знаю всё о местной иерархии, в том числе в медицине. Да я не знаю ни хрена. То есть получается, что здесь классическая хирургия — это как у нас фельдшер? Даже если с небольшими элементами магического воздействия. Слабо одарённые работают преимущественно руками.
— Но, если я верну свой дар, я же смогу восстановить статус Лекаря? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и спокойно, хотя самого уже немного потряхивало. Да, можете меня назвать тщеславным или типа того, но понижать статус на такую широкую ступень неприятно волнительно, не дай Бог каждому.
— Да, это возможно, — задумчиво кивнул отец. — Но не так легко. И это очень редко случается. Мне очень жаль, сын. Если бы у меня была возможность безнаказанно вывернуть наизнанку этого Григория Воронихина и вернуть тебе память и дар, я сделал бы это не задумываясь. А вот заносчивость и самоуверенность я бы тебе возвращать не стал, сейчас ты мне больше нравишься.
— Спасибо, пап. И за тёплые слова, и за доверие, — ответил я. Не стал допивать коньяк и поставил бокал на столик. Что-то он поперёк горла встал и не лезет. — Я пока не знаю, как именно, но я верну свой дар и свою память, всё, как ты сказал только что, но без выворачивания Воронихина мехом внутрь. Мне его, если честно, очень жаль. Пройдёт немного времени, как ты сможешь гордиться сыном, а не грустить о нём.
— Оштрафую завтра Бориса Владимировича, — буркнул отец и горестно вздохнул.
— За что? — спросил я. От такого резкого переключения у меня перед глазами мир качнулся.
— За то, что вместо памяти тебе восстановил-таки самоуверенность, — хмыкнул он.
— Нет, пап, тут другое. Ну не совсем, то, только отчасти.
— Кажется, я перестаю тебя понимать.