- Не карась, а карасище!
- Камбала барабинская!
- Карасей я сам под Барабинском ловил, а камбала в море добывается.
- Вот и объясни, как караси в камбалу превратились?
Объяснить этого даже Вася не мог. Тайну превращения знал один барабинский ресторан.
Вот, наконец, и тайга. Долго смотрели на нее, стараясь понять, почему о ней с таким уважением, даже волнением пишут в книгах. Обыкновенный лес, только очень длинный. Решили, что ничего страшного в тайге нет. Даже заблудиться невозможно, если знать, где север, где юг. Оказался на севере - иди на юг и обязательно к железной дороге выйдешь. Вася Землепроходец попробовал было спорить, но ему напомнили барабинских карасей...
4.
Шестая вагонная ночь ознаменовалась происшествием не только ничуть не забавным, но даже трагическим.
В мужском отделении тоже действовали свои маленькие законы, но здесь нашелся человек, не желавший признавать вообще никаких законов, ни самых маленьких, ни самых больших. Направил его в Сибирь не Иван Ильич, а другой уполномоченный, из числа тех, кто видит не человека, а "одежку" и не умеет отличить орла от коршуна.
Из всех ребят, ходивших в простых темных ковбойках, этот парень выделялся щегольством: шелковой рубахой, хромовыми сапогами, золотым кольцом на пальце и заботливо подстриженными усиками.
Попробовали ребята над кольцом и усиками подтрунить, но сразу осеклись. Выслушав насмешки, щеголь обвел всех необычайно спокойным, точно пустым взглядом холодных серых глаз и сказал:
- Эх вы, рабочая сила!
В словах "рабочая сила" ничего оскорбительного, собственно, не было, но пренебрежительная ирония, с которой они были произнесены, глубоко всех обидела.
- А ты сам кто? Не такая же рабочая сила?
- Кто я - про то мои документы знают, и это не ваше собачье дело. Поняли?
Вот и поговори с таким!
По документам усатый парень значился экскаваторщиком Николаем Хохряковым, но многим ребятам не верилось, чтобы он был механизатором.
- Экскаваторщик, а руки, как у бухгалтера, белые...
- Бережет их. Фасон давит.
- Зачем он в Сибирь едет?
- Черт его знает. Может, от алиментов убегает.
Еще в первый день дороги, когда проезжали Мичуринск, двое из ребят вернулись из буфета пьяными и с ними пришлось возиться. Наутро их отругали и тут же вынесли решение: в дороге ни под каким видом не пить. Маленький закон о трезвости тем легче было выполнить, что у ребят с деньгами было еще хуже, чем у расчетливых и некурящих девушек. У всех, кроме Николая Хохрякова. Не водя ни с кем компании, он заходил в буфеты и рестораны, не отказывал себе ни в вине, ни в дорогих закусках. Ребят возмущал не так самый факт выпивки, как неуважение к решению коллектива. Из-за этого и возник разговор:
- Опять от тебя водкой пахнет? Забыл, что договорились не пить?
В ответ тот же пренебрежительный взгляд пустых прищуренных глаз и оскорбительное молчание.
- Если попал в общество, уважать его должен.
- Тоже мне, "общество"! Пошли вы с вашими договорами да приговорами... знаете, куда?
Сила была на стороне ребят, но они ограничились тем, что перестали говорить с Хохряковым. И все же стало ясно, что назревает конфликт куда более серьезный, нежели шумная ссора Зои с ее подругами.
Правда, на следующий день Хохряков сделал шаг к примирению, но так, что вышло еще хуже. Пришел из буфета пьяный со свертками. Развернув их, расставил на столике бутылки и разложил закуски. Ребята сделали вид, что ничего не замечают. Покончив с приготовлениями, Хохряков пригласил.
- Садись, бражка! Жертвую угощение. Так и сказал: "жертвую"!
- Неси-ка ты, брат, это угощение туда, откуда принес, нам твоих жертв не надо.
Что греха таить? Иные из парней, может быть, и не отказались гульнуть на чужой счет, но перед лицом коллектива сделать это было немыслимо. Тем злее выступили они против затеи Хохрякова.
- Смотри, полетят твои бутылки в окно и ты вместе с ними!
- Брезгуете моим угощением, не желаете со мной гулять?.. Так и запишем...
- Сами пить не будем и тебе не позволим.
- Кто говорит "не позволим"?.. Да ты знаешь, с кем говоришь? Меня на всех дорогах знают, какой я есть!.. Желаете, сейчас тормозным краном поезд остановлю?.. А того, кто мне прекословить захочет, очень свободно уничтожить могу!
Хохряков был пьян, но чувствовалось, что его угрозы не пустая похвальба: он мог остановить поезд, мог сделать что-нибудь и похуже. Поднял бы такой шум кто другой, ребята сразу бы ему укорот дали и водку отняли бы, а самого на полку отсыпаться загнали бы, но Хохряков стоял вне коллектива, к тому же был силен непонятной, отчаянной решимостью. Те, кому доводилось сталкиваться с ним поодиночке, остерегались его.
- Лучше не связываться.
Так никто и не помешал ему сделать по-своему. Выпив назло всем стакан водки, Хохряков влез на среднюю полку и заснул.
Закончив партию в домино в первом часу, ребята стали расходиться по своим местам, когда их окликнул сосед Хохрякова.
- Идите сюда, ребята! Только тише... У кого есть фонарь?