Непорочное зачатие

– Он просто лентяй. У вас тоже я видел лентяев. Ему не хочется ехать, воскресенье, говорит, в горах будет снег. Но с вами поеду я!

Здесь, на жаре, где с утра и асфальт, и камень уже раскалены, представить себе, что в нескольких часах езды отсюда можно застрять в снегу…

Елена сказала:

– Быть в Греции и не повидать Дельфы!

И они поехали, весело болтая. Машина прекрасная, дорога отличная, мелькали, мелькали по сторонам оливковые рощи, красные черепичные крыши, горы, горы, каменные осыпи в горах, и опять Елена говорила о вечности, о том, что здесь, как нигде, ощущаешь вечность, словно Господь Бог не в одно время создал все земли, если он их создавал.

Они были уже высоко, и виды открывались удивительные, как вдруг нахмурилось, стало прохладно, пошел снег. Сначала – снег с дождем, он стекал с ветрового стекла, но вот повалил крупными мокрыми хлопьями. Дворники отчаянно махали по стеклу, расчищая два полукружия, и навстречу неслась белая метель, словно в них только и целилась. Залепило всё – и боковые стекла, и задний вид, – всё было бело и глухо, отделенные от мира, они сидели в машине, как в коробке, только мотор натужно гудел. И уже попадались на обочинах занесенные снегом, заглохшие машины, у некоторых сквозь снег, залепивший стоп-сигналы, пульсировали красные огни. Заметно смущенный профессор что-то заискивающе спрашивал у шофера, тот отвечал коротко, зло. И когда всем уже стало не по себе, как в спасение, въехали в чудом возникший городок, в узкую улицу. Дома, стоявшие тесно, смотрели друг на друга, но здесь было электричество, магазины, яркие вывески: зеленые, желтые, красные… Жизнь!

Дорогу им преградил осел с двумя вязанками дров. Машина сигналила, женщина тянула и нахлестывала осла, но тот уперся. А в раскрытой двери таверны, плечом опершись о косяк, стоял толстый грек в феске и с трубкой в зубах. Он стоял под фонарем, весь объятый запахами жарящегося мяса и чего-то острого, и снег косо летел мимо него.

– Вот здесь мы поедим! – приободрился профессор, натянул свитер, надел кепку с красным помпоном и бодро шагнул в метель. Елена высунула туфельку из машины, смело ступила за ним следом и провалилась в снег, в ледяную воду: по горной улице под снегом она неслась потоком.

– Теперь я заболею, – сказала она плаксиво.

В таверне было так же холодно, как на улице, только накурено и шумно, тепло одетые местные жители сидели за столиками, пили вино из стеклянных графинов и спорили.

Им постелили бумажную скатерть, официант в фартуке, о который он вытирал руки, поставил первым делом два графина с вином и быстро начал расставлять тарелки с помидорами, брынзой, зеленью. Вино было ледяное, но свежий белый хлеб, нарезанный крупными ломтями, был удивительно вкусный, они ели его с брынзой, проголодавшиеся, а когда принесли глубокие тарелки, а в них, в коричневой подливке, картошка, овощи, мясо, все это огненное от перца – и запах, запах, – само собой решилось, что ни в какие Дельфы они не поедут, а надо возвращаться в Афины. Они согрелись от еды, от вина, и такой уютной казалась теперь таверна, побеленные стены, темное дерево, глиняные кувшины на полках, глиняные блюда на стенах, пожилой усатый грек за стойкой, с ним прощались сердечно.

Но в машине было холодно, Елена поджала ногу на сиденье, кутала ее шарфом и опять говорила, что заболеет, она уже чувствует. Несколько раз они останавливались, шофер вылезал, открывал капот, возился в моторе. Потом шумно захлопывал, садился, молча ехали дальше. Волосы его были уже мокры, на ворсистом свитере искрился растаявший снег. И случилось то, чего они теперь больше всего опасались: заглох мотор. Они сидели в остывающей машине, было темно, снег все шел, хотя и не так густо, и поверить, что не так давно они стояли внизу на солнце, на жаре, поверить в это было невозможно. Их все больше заносило снегом, изредка профессор что-то спрашивал, шофер не отвечал, чувствовалось общее раздражение.

Вдруг завыла сирена, замигали огни, остановился полицейский микроавтобус, из кабины в кабину, опустив стекло, полицейский поговорил с шофером, что-то передал по рации, и, завывая сиреной, микроавтобус скрылся. А вскоре, стоя под снегом на шоссе, профессор остановил случайное такси, они пересели, оставив шофера в машине, – «Его подберут!» – заверил профессор. И когда они спустились с гор и въехали в Афины, в теплый сухой вечер, в улицы, полные огней, машин, и засияли огни их отеля, они словно вернулись домой.

Но, странное дело, в дальнейшем веселей и ярче всего вспоминалась эта поездка в горы, шумная, дымная таверна, тесная улица городка, будто отрезанного от всего мира, желтые огни в домах сквозь летящий снег.