Непобедимый. Кибериада

Сначала это косноязычный бред, футуристическое расчленение образа, смещение и теряющая смысл инверсия, потом откровенная заумь и непереводимый на человеческий язык летризм. Но Трурль не унывает. Он продолжает совершенствовать свое детище, снабжая его всевозможными ограничителями, реле и сложнейшими ассоциативными блоками. Поэтическая роль становится главнее, членораздельной, и Электрибальд пускается в формалистические изыскания. Его прямо распирает от изысканных аллитераций. “К кузине королевы крадется Киберон!” Разве это не напоминает “чуждый чарам черный челн”? Но совершенству, как известно, нет предела. Новые обратные связи — и в “творчестве” Электрибальда появляются характерные черты электронной радиопоэзии. “Где, антиобраз, ты?” Вселенную захлестывает поток кибернетических поэм. Общение с поэтами-авангардистами вплетает в этот поток струи, делающие стихи Электрибальда “туманными, многозначительными, туристическими, магическими” и приводящими “в совершенное отупение”. Не это ли делает “поэта” кумиром “толпы”? Модным любимцем, заставляющим визжать от восторга и умиления? Электрибальд по праву пожинал лавры успеха. Он превзошел всех, даже дважды лауреата государственной премии, бюст которого установлен в городском парке. Только графоманы могли выйти с честью из соревнования с ним. Но на то они и графоманы.

Трурль больше не берется за моделирование творческих процессов. Это, возможно, и правильно. Но только ли в этом смысл “Путешествия первого А”? Может быть, стоит перечитать его, если кому-то очередной поэтический светлячок покажется на фоне звездного неба звездою первой величины.

И все же “делу — время, потехе — час”. Возня в лаборатории — “потеха” конструкторов, “дело” их — единоборство с королями. Вот почему после короткого и не очень удачного отдыха наши мастера попадают во владения его величества Жестокуса — страстного и самозабвенного охотника на всевозможных “зверей галактических”. Правда, в охотничьих угодьях Жестокуса произошло то, что в наше время случилось в некоторых лесах и саваннах. Жестокус перебил все, что только возможно. Ему осталось одно: заставлять конструкторов создавать новых хищников, с которыми бы стоило померяться силами, — решение в данных обстоятельствах вполне разумное. Благо стража, “нанося удары прикладами лазеров и мазеров”, может заставить сделать все что угодно. Тем более Жестокус, согласно той же изустной традиции, не оставлял попавшим в его лапы конструкторам никакого выхода. Не угодили — казнил, угодили — тоже казнил. Недаром Трурлю и К.лапауциусу пришлось порядком поломать головы, чтобы решить классическую дилемму: “направо пойдешь — смерть найдешь, налево пойдешь — головы не снесешь”. И не мудрено, что им приходилось даже прибегать к самому страшному кибернетическому проклятию: “Черный ящик меня разрази!” Тем более что это вроде бы помогало.

Любопытно проследить за тем, как меняется язык повествования при переходе от описания королей к рассказу о будничной инженерной деятельности конструкторов. Словно в театре повернули сцену. Сказка кончилась. Откровенная ирония сменилась мягким юмором. Язык персонажей театра Гоцци и славянских былин незаметно превратился в знакомый жаргон современных научных работников, прекрасно эрудированных, легко жонглирующих самой сложной терминологией и понимающих друг друга с полуслова. Магия уступает свое место тензорному исчислению и матричному анализу. Это заклинания на базе экспонент я вириалов, чудеса, основанные на соотношении неопределенностей. И ритуал уравнений дает не меньший эффект, чем, скажем, трение волшебной лампы или пентакли, инвольтование, наговор. Во всяком случае, Трурль и Клапауциус создают все, чего только пожелают. Волхвам, джипам и колдунам остается только кусать ногти от зависти. И при этом никакого касательства к трансцендентности. Математика, физика, кибернетика — ничего особенного.

И, как мы видим, они прекраснейшим образом одурачивают и этого короля, несмотря на его лазерные пищали, своры киборзых и кибернаров.