Непечатные пряники

Говоря о знаменитых осташковцах, никак нельзя обойти Леонтия Филипповича Магницкого – первого всероссийского учителя математики. Правда, Магницким он стал в Санкт-Петербурге, а родился он в Осташкове, в конце XVII века, жил там до пятнадцати лет под самой обычной фамилией Теляшин и был просто способным юношей, любившим читать, интересовавшимся математикой, иностранными языками и богословием. В пятнадцать лет он, как и его тогда еще не родившийся ученик по фамилии Ломоносов, отправился с рыбным обозом в Москву с той лишь разницей, что у Михаила Васильевича была за пазухой зачитанная до дыр «Арифметика» Магницкого, а у пятнадцатилетнего Леонтия Теляшина ее еще не было. Можно, конечно, долго и подробно рассказывать, как юноша переходил из Иосифо-Волоколамского монастыря в Симонов, как готовили его монахи к карьере священнослужителя, как попал он вместо этого в Славяно-греко-латинскую академию, как перебивался после ее окончания частными уроками математики[60], не имея ни пристанища, ни целых штанов, а порой и куска хлеба, но мы делать этого не станем, а сразу начнем со встречи, которую устроили молодому репетитору с Петром Алексеевичем. Царь, не один и не два раза поговорив с Леонтием и поразившись его обширным знаниям в области математики, физики и астрономии… Вы не поверите – велел построить ему дом на Лубянке, пожаловал дворянство, одарил деревнями в Тамбовской и Владимирской губерниях, саксонским кафтаном и фамилией Магницкий, «в сравнении того, как магнит привлекает к себе железо, так он природными и самообразованными способностями своими обратил внимание на себя»[61]. Впрочем, с деревнями и другими милостями я, кажется, забежал вперед, поскольку сначала была только новая фамилия, назначение преподавателем в Навигацкую школу и возможность написать учебник математики. Первый учебник. И Магницкий его написал[62]. И напечатал его огромным по тем временам тиражом в две с половиной тысячи экземпляров Василий Анофриевич Киприанов, основатель первой в России гражданской типографии, отец которого был родом… из Осташкова. И пользовались этим учебником арифметики, астрономии, физики и навигации полвека, пока один из учеников Леонтия Филипповича не написал новый.

Теперь в Осташкове есть и улица Магницкого, и памятный знак в сквере возле Вознесенского собора, и даже примета у молодых осташковских преподавателей математики – первого сентября на первый урок приходить с магнитом в кармане. Хоть с холодильника магнитик оторви, но в карман положи, а иначе удачи не будет. Лучшему учителю математики или физики и вовсе вручают раз в год, в виде почетного значка, крошечную красно-синюю подкову, чтобы он носил ее каждый день. Филологи, историки и биологи с химиками обижаются, конечно…

Три серебряные рыбы

Но не будем забегать из XVIII века в XXI, тем более что в XVIII веке Осташков по указу Екатерины Великой родился в четвертый и последний раз. Новгородский губернатор Яков Ефимович Сиверс[63], очарованный красотой Осташкова и представивший его императрице как селигерскую Венецию, убедил Екатерину даровать городу герб, на котором в виде особой царской милости был изображен «в пересеченном золотом и лазоревом поле вверху – возникающий черный двуглавый орел с золотыми клювами и червлеными языками, увенчанный двумя малыми и одной большой российской императорской короной». Внизу, под орлом, текла лазоревая река, в которой плыли три серебряные рыбы. Увы, это были не осетры, не стерляди и даже не щуки, а самые обыкновенные ерши, которыми всегда изобиловал Селигер. Осташей иногда так и называли «ершеедами»[64].

При Екатерине Осташков получил новую, регулярную планировку, да такую удачную, что ее взяли за образец при планировке уездных городов всей империи. Каменные дома, построенные в те годы, еще стоят в Осташкове, и еще живут в них люди. На улице Печатникова, напротив Троицкого собора, в котором теперь располагается музей, я видел такой дом с мезонином. В его окнах на широченных подоконниках стояли горшки с фиалками, глоксиниями и растением «декабрист», во дворе на бельевых веревках сушились джинсы и разноцветные футболки точно так же, как двести лет назад сушились тиковые или канифасовые панталоны, а может быть, и яркие, в диковинных цветах, сарафаны со множеством больших, позолоченных пуговиц.

Конец XVIII и XIX век – время расцвета Осташкова. В расцветающем Осташкове проездом побывал Александр Первый. Царь въехал в иллюминированный город в два часа ночи под звон всех осташковских колоколов. Жаль только, что всего на день. Одарил городского голову Кондратия Савина и его старшего сына Ивана бриллиантовыми перстнями, дал по пятьсот рублей гребцам на судне, что возило его по Селигеру от Осташкова до Нило-Столобенского монастыря, и укатил в Торжок под неумолкающие крики «Ура!» так быстро, что народ, по словам летописца, «бежал за экипажем Императора до самой заставы и тут, припав на колена, неоднократно восклицал: „Прости, батюшка Государь! не насмотрелись мы на тебя!“»