Читаем Непечатные пряники полностью

Тут надобно сказать несколько слов о Морозове, который был не столько маркизом Карабасом, сколько Карабасом-Барабасом здешних мест. Как и Карабас-Барабас, который был ближайшим другом тарабарского короля, Борис Иванович был ближайшим другом царя Алексея Михайловича. Царь пожаловал ему земли в районе Арзамаса. Земель было столько… и еще полстолька. Достались Морозову Лысково, Большое Мурашкино и еще три сотни приселков и деревень возле них. Морозов прислал в Лысково своего управляющего – окольничего Петра Траханиотова, который мгновенно увеличил крестьянские подати ровно в два раза, приказал строить на реках плотины, рубить мельницы, ставить житницы и везти к боярскому столу в Москву съестные припасы. Жили в те времена в селе Лыскове большей частью оброчные бобыли. Бобыли не бобры, и строить плотины им не хотелось. Да и новые подати их разоряли. Стали они жаловаться по команде. Сначала писали Морозову о притеснениях Траханиотова. «Бедные и беспомощные сироты твои государевы, многих из нас твой приказчик изувечил, глаза подбил, инова руку переломил, посылает на работу до света за два часа, а с работы спущает час ночи». Крестьяне написали свою отдельную жалобу: «На боярской пашне мы повсядни, в неделю по шесть ден, и мы по наши грехам оскудели, не поспели посеять во благовремени, и поэтому по попущениям Божиим на наших крестьянских нивках кругом недород, рожь погибла травою, пить есть нечего и едим траву». Обе эти челобитные не возымели действия. (Да и какое действие можно ожидать от бумаги, которая заранее называется челобитной.) Стали все вместе бить челом доброму царю на злого боярина. Так до сих пор и бьют. «И дети наши малые мрут как мухи, а прежде того были мы, государь, черносошными, и оброки тебе, великому государю, платили исправно, а ныне боярскою хитростью боярина твоего, да корыстью приказных ябед попали мы, государь, в его боярина вотчину, а твоего, государь, указа не давал, а ныне мы в барщине извелись, пропадаем. Смилуйся, государь, пожалей сиротин, от хитрости сильных спаси…» Так и вижу, как эти оброчные бобыли и крестьяне, оторвав от себя последнюю деньгу и заплатив грамотею, пишут письмо царю. Картина-антоним к репинским запорожцам, пишущим письмо турецкому султану. Те, кстати, тоже писали свое письмо в ту же самую эпоху. Потом посылают верного человека с этой челобитной в Москву. Верный человек зашивает его в полу сермяги, берет с собой запас лаптей, краюху ржаного хлеба, несколько луковиц и идет, идет, остерегаясь лихих людей, медведей, волков и властей. А в Москве-то еще исхитрись найти нужного человека, через которого государю бумагу передать можно, да позолоти ему ручку размером с лопату, да… толку все равно никакого не будет.

Со всем тем нельзя сказать, чтобы Лысково при Морозове хирело и зарастало бурьяном. Страсть Бориса Ивановича к наживе подтолкнула его к организации производства поташа, к заведению железоделательных заводов и устройству кузниц. Из Польши были выписаны для этих целей мастера, которые с помощью местных мастеров разворачивают производство изделий из железа. Поташа добывают столько, что экспортируют его даже в Англию.

По писцовой книге 1624 года, в Лыскове, в котором тогда было 444 двора, проживали чуть более ста ремесленников тридцати двух специальностей, среди которых были плотники, судоплоты, токари, гончары, кожевенники, овчинники, дюжина калашников, один пирожник, один крупенник, один пивовар, шесть сапожников и десять портных. Был еще и скоморох Васька Степанов.

В 1646 году при Морозове количество ремесленных людей в Лыскове уже равнялось двум с половиной сотням, и владели они шестью десятками различных специальностей. Появились мясники, количество сапожников увеличилось втрое, портных в полтора раза, и завелось даже восемь шапошников. Было что оброчным бобылям ломать при встрече с господскими приказчиками. Дела шли хорошо. В Лыскове к тому времени уже была винокурня, таможня и таможенный голова, к таможенным рукам которого вечно прилипали какие-нибудь деньги. Один из сирот государевых, крестьянин Онтроп Леонтьев, по обету на свои средства построил каменную церковь, купил для нее золотые и бархатные ризы, книги в дорогих окладах, а на многоярусную колокольню повесил набор колоколов общим весом сто пудов. Между нами говоря, Онтроп Леонтьев имел у себя двух «купленных» татар и пятерых «дворовых» русских людей. Иначе говоря, холопов. Так что не все так просто было с этими «едоками травы».

Макарьевская ярмарка
Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология