Я рад тому, что мы едем без остановки. В такую жару невыносимо стоять на месте. Через открытое лобовое стекло обдувает ветер. Жара не спадает до самого вечера. Потом солнце зависает прямо на пути над лентой асфальтированного шоссе, и отблеск его от дороги и от капота машины слепит глаза.
Темнеет. Доносится тяжелый запах сероводорода. Наконец из-за пологих каменистых горок показывается сине-зеленая полоска озера Алаколь в окружении широкой каемки белых, покрытых солью берегов. Оно когда-то было продолжением Балхаша, теперь же отделилось, и уровень его сильно упал.
Пора становиться на ночлег. Мы съезжаем с дороги и, проехав около полукилометра, останавливаемся на вершине холма над простором безжизненного умирающего озера[2]. Запах гниющих водорослей портит настроение. Зато как хорошо утром! Ветер изменился, отнес в сторону озерные запахи, воздух чист, свеж, и, хотя на термометре уже под тридцать градусов, жары будто нет.
Я давно заметил, что у сидящего за рулем зрение всегда работает с напряжением, не в пример разомлевшим от однообразного пути пассажирам.
— Посмотрите, — говорю я своим спутникам. — Сбоку дороги будто две птицы большие движутся.
— Нет никаких птиц, мерещится вам, это камни! — отвечают мне.
Машина едет быстро, и через несколько секунд действительно рядом с дорогой я вижу двух больших уток-пеганок. Они идут в некотором отдалении друг от друга, а между ними ровной цепочкой тянутся восемь птенчиков-пухлячков. Взрослые птицы-родители хотя и шагают степенно, но с тревогой поглядывают в нашу сторону, у пухлячков же ножки семенят с необыкновенной быстротой.
Я невольно загляделся на мирное семейство: большая, жаркая и почти мертвая пустыня под синим небом, далеко за холмами — белая полоска Балхаша, и утки-пеганки со своим выводком и с извечными родительскими заботами.
У этих пеганок такое сейчас важное событие! Где-то вдали от озера, в покинутой норе лисицы, утки вывели свое потомство, и вот теперь происходит первый выход в свет молодежи, переселение в родную стихию.
С фоторужьем тихо крадусь вслед за трогательной процессией, а бедные утки от волнения раскрывают красные клювы, одни из них приседают на ходу, подают какой-то сигнал опасности, и восемь пар крошечных глаз на пестрых головках, поблескивая, с тревогой смотрят на меня.
Сюжет для фотографии очень интересный, такое встречается раз в жизни, и мне бы подойти поближе, да снимать и снимать. Но, право, совестно и жаль тревожить беззащитных крошек и их родителей, откуда им знать, что у меня самые добрые намерения. Столько опасностей угрожает бедным птенцам, прежде чем они станут взрослыми. Вот и сейчас может объявиться в небе коршун, или из-за куста выскочит лисица. Подожду лучше на бугре, пока трогательная компания доберется до воды. Бог с ней, с фотографией, видимо, неважный из меня фотоохотник!
ЗАБЫТЫЕ ОСТРОВА
Здравствуй, Балхаш! Шоссе вьется по каменистой пустыне, пересекает пологие горки с кое-где выглядывающими скалами, спускается в понижения между холмами, занятыми солончаками[3]. Мой «газик» перегружен до предела: кроме экспедиционного имущества, запаса пресной воды и бензина, с нами резиновая лодка и моторчик к ней. Иногда нашему путешествию по воде мешает сильный ветер и шторм. Вот и сейчас наконец дождались, когда прекратился ветер и вода, которую он нагнал на западный берег озера, ушла, обнажив песчаные отмели. Возле маленького острова, к которому мы пристали, выглянули из-под воды камни, и я удивляюсь, что они такие ярко-зеленые. Оказывается, у берега разрослись зеленые водоросли. Даже мир водорослей каждого острова живет по-своему в зависимости от сложившейся обстановки.
Нет на этом острове ни птиц, ни зверюшек — очень он маленький. Островок зарос густой травой. Пересекаю его поперек, и вдруг из травы, из-под ног, громко хлопая крыльями и задев мою руку, вылетела кряковая утка. Описала круг над островком, села поблизости на воду. На земле, под травой я вижу большое круглое, покрытое пухом гнездо и в нем девять яиц. Чуть не наступил на них! Бедная кряква. Не посчастливилось ей вовремя вывести свое потомство. Видно, кто-то помешал, может быть, вороны, угнездившиеся на этом островке. Теперь с таким запозданием она стремится наверстать упущенное. Скорее надо выбираться с островка и плыть к берегу!
На нем обосновалась только одна пара ворон и устроила гнездо на самом густом деревце. На земле под ним валяется скорлупа крупных яиц: вороны основательно по-разбойничали. Красть яйца и разорять гнезда они большие мастера…
Вот перед нами другой небольшой, но высокий и скалистый островок. При нашем приближении с островка поднялась многочисленная стая чаек. Их два вида: один — знакомые и обыденные крачки, второй показался необычным: с яркими красными и большими клювами и маленькими черными шапочками. Красноклювые чайки кричали громко, пронзительными и неприятными голосами. Я не узнал их, так как впервые увидел в природе. Это были чегравы.