Неожиданные встречи

Дело оказалось действительно необычным, и я увидел, как две сороки настойчиво преследуют лисицу, летят за нею совсем рядом, неотступно и назойливо. Поведение птиц казалось странным. Можно было подумать, что они тревожатся о своем гнезде или потомстве, находящемся где-то поблизости. Но гнездо здесь негде устроить, вокруг только низенькие кустики. Дело и не в птенцах-слетках. Они сейчас уже большие, умеют летать. Причина, значит, какая-то другая!

Стараясь себя не выдать, спрятался за куст, вооружился биноклем, наблюдаю. Лисица же занята своими обычными делами, охотится, принюхивается к норкам полевок — их здесь много, роется в земле, мышкует, как говорят охотники. Иногда хищница, раздосадованная, бросается на птиц, очевидно, не выдерживает их назойливых приставаний. Но те легко и грациозно увиливают от опасности.

Зачем сороки преследуют лисицу, чем она им досадила? Постепенно я начинаю догадываться, в чем дело. Неужели… Впрочем, буду наблюдать дальше.

Неожиданно лисица бросила охоту, затрусила в сторону от своего пути, скрылась за холмом. Сороки же остались, уселись на землю. Их теперь интересует что-то другое, они занялись на земле каким-то делом. Я тороплюсь, изо всех сил бегу в гору к сорокам, чтобы не опоздать. Чтицы, напуганные мною, разлетаются в стороны. Там же, где они сидели, я вижу среди разрытых норок полурастерзанный трупик полевки.

Так вот какие вы ловкие и наглые вымогатели! Ну чем не рэкетиры, столь обильно расплодившиеся в наше время. Одолели лисичку, требуя от нее подачки. Добились своего!

ПОСЛЕ ПОЖАРА

К осени округлые холмы предгорий Заилийского Алатау пожелтели, травы высохли, выгорели на солнце. Лишь в ложбинках зеленеет растительность, да куртинки шиповника и сорняка софоры выделяются на желтом фоне темным цветом. В это время по предгорьям всегда гуляют пожары. Цепочка огня медленно ползет по холмам, пожирая на своем пути сухие растения и оставляя позади себя черную, обугленную и покрытую пеплом землю. Ночью в темноте красные огоньки далеко видны. Они тянутся изогнутыми линиями, отдаленно напоминая иллюминацию города.

Предгорная степь горит несколько дней, пока огонь не остановится, встретив дорогу, полоску зелени, овражек или какое-либо другое препятствие. Интересно, что оставляет после себя пожар? Я добираюсь до черных холмов. Земля здесь мертва, хрустят под ногами обугленные веточки кустарников, оставляя на одежде черные полоски.

Все же пожар кое-кого привлек, кто-то ковырялся среди обугленных стеблей растений, оставив следы работы в виде кучек земли, выброшенных наверх. На них я вижу грушевидные, сложенные из светлого материала, размером с грецкий орех, шары, полые внутри, с толстыми стенками. Да это же навозные шары лунного копра! Надо внимательно присмотреться: копанки, оказывается, всюду свежие, есть они и там, где не прошел огонь. По характеру раскопки, по добыче землекопа я узнал работу барсука. Норы этого отъявленного врага крупных насекомых видны по склонам оврага. Он живет здесь издавна, но заниматься промыслом подземной добычи стал только сейчас, с середины сентября. В чем же дело?

Секрет открывается просто. Еще ранней весной жуки выкопали норки, из лошадиного навоза заготовили в них отлично скатанные, грушевидной формы шары и положили в каждый по яичку. В шарах стали развиваться личинки жуков, а когда выросли и едва окуклились, тогда на них объявили охоту барсуки.

Оказывается, барсук — заботливый хозяин своих охотничьих угодий. Только когда личинки достигли предельного возраста, он стал заниматься их поисками. Немного раньше невыгодно: личинки еще малы, питаются сохранившимся в шарах навозом. Немного позже — мягкая белая куколка отвердеет и станет невкусной и непитательной.

Но как барсук узнает, что пришло время сбора своего урожая, пора охоты на подземные кладовые лунного копра? Из опыта случайных раскопок? И как он определяет, что на глубине не менее двадцати — двадцати пяти сантиметров, да еще и в прочных, с толстой оболочкой колыбельках находится его желанная добыча? Видимо, для того чтобы обнаружить добычу, необходимо острейшее обоняние. Может быть, обоняние ни при чем. Охотника выручает острейший слух, ничтожнейшее движение толстой личинки, заключенной в полый шар. Не может ли иметь значение какое-либо излучение? Проверить догадку было бы нетрудно: заранее прикрыть гнездо копра экранирующей свинцовой пластинкой.

Если бы не барсуки, то лунных копров, наверное, было бы много. Навозники же полезны. Они удобряют почву, затаскивая в нее навоз. Первейший истребитель хрущей, отъявленных врагов садоводства, барсук оказывается не всегда полезен. Как относительны понятия вреда и пользы! Впрочем, в природе нет ничего полезного или вредного. Эти понятия применимы только по отношению к хозяйственной деятельности человека.

Мой знакомый, пригласивший меня побывать на своей даче, расположенной близ Алма-Аты на Каменском плато, рассказывает:

— Весь сад мой перекопала ямками какая-то зверюга. И кто этим занимается, не пойму. Подкараулить бы да подстрелить этого землекопа!