Неожиданность (СИ)

— Последнее предложение, — голосом рыночного зазывалы объявил я, — десять милиарисиев!

Тут не выдержал и пожилой.

— Куда плыть-то?

— У вас якорь есть?

— Как же без него.

— Нужно отплыть от берега на глубокое место и бросить якорь.

— И все?

— И все. Мой товарищ будет с вами в лодке, а я подплыву сам.

— И надолго это?

— Как Бог даст. Хочу с вместе с дельфинами поплавать, а мой друг полюбуется.

— Зачем это все? Да еще за такие деньги?

— Лишних вопросов не люблю. Я русский, и этим все сказано.

— А-а-а…

Мои соплеменники уже видимо создали нашей нации устойчивую репутацию — нас знали и опасались, поэтому лишних бесед греки больше не вели.

Помог Хайяму залезть в лодку. Рыбаки оттолкнули ее от берега и запрыгнули с разных сторон сами, прошли к веслам. Я, раздевшись, положил вещички на камни и попросил собаку:

— Марфуша, покарауль тут, — и тоже пошел в воду.

Быстро догнал лодку. Вокруг уже хороводились дельфины, разносилось их цоканье, кряканье и скрип. Крикнул гребцам:

— Сушите весла, здесь встанем! Омар, садись ближе к краю, опусти руку за борт.

Все было исполнено, грубый якорь пошел на дно. Ко мне подплыл очень большой абсолютно черный дельфин и открыл здоровенную зубастую пасть. Крякнул коротко и сердито.

— Вот он и касаткодельфин Сын-Убийца объявился, — оповестил я Полярника, — приплыл из далеких морей с матушкой повидаться.

— Зверский какой-то, — ужаснулся Боб, — не сожрал бы нас просто на завтрак!

— Это ты папашу его не видал, вот где, поди, ужас, плывущий в океане. Скажи ему, чтобы потихоньку придвинул меня к свисающей из лодки руке, — и я положил свою правую руку на Сына.

Буксировка прошла успешно, моя левая рука ухватилась за Омара, контактная цепь замкнулась, и я на некоторое время освободился. Бессловесный провод, чего с меня взять. Тихо висел между двумя яркими магическими дарованиями в зеленоватой теплющей воде и время от времени шевелил ногами. Длилось это минут десять, руки уже начали уставать. Наконец в голове раздался голос Полярника:

— Отпускай всех, они столковались. Побарахтайся еще в воде, сейчас Сын вместе с маминой стаей навалится в нужную точку с необходимой силой, а Хайям приглядит. Если чего пойдет не так, опять соединимся, Омар подкорректирует.

Я разъединил цепь, а Сын-Убийца, не тратя времени даром, заскрипел, замяукал. Стая безмолствовала, арабский астроном поднял лицо к небу и закрыл глаза. Похоже, все шло по продуманному заранее плану. Потом наступил период полного молчания минуты на три. Пожилой рыбак перекрестился. Затем все дельфины разом ушли под воду.

— Господи, страх-то какой! — еще раз перекрестился пожилой. — Где он этого здоровенного зубастого только выискал! Сколько лет по морю плаваю, сроду такого не встречал! Ох зря мы, Авксентий, ввязались в эту историю, попомни мое слово.

— Обойдется, дядя Дамианос, явно к концу уж дело-то идет, — не испугался грозных предчувствий родственника Авксентий, — все хорошо будет.

Через пять минут дельфины вырвались из воды. Задохлись, поди, бедолаги от усердия, посочувствовал я братьям по разуму. Хайям открыл глаза.

— Все хорошо получилось, — негромко сказал он по-арабски, — и нас, и Марс облетит. И нужный камень в Поясе Астероидов я тоже вижу. Можно уже начинать праздновать — беду отвели.

Омар встал в качающейся лодке, и, прижав правую руку к груди, поклонился дельфинам. Сын-Убийца гортанно скрипнул, и вся орава встала на хвосты, вылетев из воды. Потом с шумом рухнула обратно, зашумела, закурлыкала, и поплыла из бухты вслед за лидером.

Рыбаки перекрестились уже вдвоем — оптимизм молодца был поколеблен.

— Поднимайте якорь! Возвращаемся! Я наплавался вволю.

На берегу рассчитались, я ухватил свои шмотки, и мы с Хайямом отошли подальше от этого набожного дурачья — береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережет. Сбегают еще, доложат кому не надо, о том, о чем не надо, оправдывайся потом в застенке каком-нибудь или убивай всех подряд.

Сидели на пригорочке, и, пока я обсыхал, беседовали о ближайшем будущем.

— Обнищал я без постоянного дохода, — делился своими горестями Хайям, — имущества один ишак, да потасканный халат, что на мне. А в Византии все чужое и чуждое: и народ, и вера, и обычаи. И на все дороговизна страшная! А в Сельджукской империи, после убийства фанатиком-ассасином моего опекуна визиря Низама аль-Мулька и отравления султана Мелик-шаха, на меня объявлена охота, и туда тоже пока не сунешься. Денег на переезд в какую-нибудь дружественную арабскую страну с привычным исламом нет, а тут мне заняться нечем, никому не нужен.

— А чем же ты можешь заняться в мусульманской стране? — поинтересовался я. — Вряд ли за написание рубаи или математические вычисления кто-то сейчас заплатит реальные деньги. На астрономии и философии тоже не обогатишься. Что же ты еще умеешь?