За три дня Крылов мысленно воссоздал в мельчайших подробностях всю трагедию, ощутил атмосферу вокруг нее, царившую в городе, ощутил гордость за свою армию и свой народ, знал — он сумеет передать эти чувства читателям.
Командировка была на пять дней, оставалось два дня на Берлин, которые они провели с Грюнером. Он познакомил их с Вайсом — удивительным, героическим человеком. Крылов сказал Косте:
— Расспрашивай и записывай все до мельчайших деталей. Эту тему отдаю тебе.
Крылов и Костя уезжали домой в жаркий солнечный день. Их провожали Дитрих Грюнер с женой Хильдой. Оживленно беседуя, они стояли у вагона поезда «Берлин — Москва».
Один из пробегавшей мимо стайки ребят что-то ехидное выкрикнул в адрес лысины Дитриха, и тот с обидой и недоумением посмотрел вслед. Костя шепотом объяснил Сергею Александровичу, что произошло.
— Не обижайся, Дитрих, — сказал Крылов. — Он прав, лысина — это очень плохо. Лысого всякий дурак сразу увидит, а вот чтобы дурака увидеть, он еще должен заговорить.
Они рассмеялись, и громче всех сам Крылов. С опозданием улыбнулась Хильда, которой Дитрих скороговоркой перевел на немецкий русскую речь. Продолжая улыбаться, сказала что-то, кивнув на Дитриха.
— Что она, Костя?
— Говорит, когда двадцать лет назад они поженились, Грюнер уже был лысым.
И снова — общий хохот. Молодая мамаша вела, вернее, тащила за руку маленькую девочку с задорной мордашкой. Малышка с любопытством смотрела по сторонам, смотрела на смеющихся людей, и Сергей Александрович, неожиданно приставив к седой своей голове указательные пальцы, сделал ей рожки. И так же неожиданно серьезно сказал:
— Спасибо тебе, Дитрих, действительно поразительная биография. — И, обернувшись к Косте: — Вот у кого учиться откапывать темы.
— А ты все не доверил, — подмигнул Дитрих. — Я, конечно, не такой журналист, как ты, только маленький, но немножко понимал, как ты напишешь. Еще лучше, чем про Гулыга.
— Читал?
— О, Крылова читает не только Москва.
— Ну уж… — отмахнулся Сергей Александрович. — А писать буду не я — Костя. Грандиозный дебют…
Прицепили локомотив, вздрогнули вагоны. Крылов взглянул на часы.
— О, теперь немножко забыл, — полез в карман Дитрих. — Тут я находил интересный документ. Мои друзья из Фау Фау Эн имели просить смотреть архив. Гестапо доносил про один ваш человек… Данченко его звали… «Самый жесткий допрос не дал результатов». Знаешь такого? — И вопросительно, выжидающе посмотрел на Крылова.
— Данченко? Фамилия распространенная.
Грюнер явно ожидал другого. На лице удивление.
— А что это за Фау такое?
Грюнер не успел ответить, вмешался Костя:
— Такие вещи положено знать, товарищ шеф, даже не владеющим немецким. Это очень разветвленная в Западной Германии «Организация лиц, преследовавшихся при нацизме». Они раскапывают материалы о фашистских злодеяниях, узнают адреса, где ныне скрываются фашисты, и возбуждают уголовные дела.
— Верно, — подтвердил Грюнер и протянул конверт: — Возьми, тебя это отшень заинтересовывайт будет.
— Меня? Почему?
— Я так думаю, Серьежа. Возьми.
Крылов довольно безразлично взял конверт, не глядя положил в карман.
И вот уже Крылов и Костя в купе мчащегося поезда. Кроме них — суетливый старичок с бородкой клинышком, в добротном костюме, явно ищущий повода заговорить. Костя, забравшись на верхнюю полку, возился с вещами, а Крылов, раскрыв «дипломат», перебирал бумаги. Достал из кармана конверт Дитриха, положил сверху и захлопнул крышку.
Словно дождавшись этого, старичок заискивающе спросил:
— А как вы насчет преферанса?
— Преферанс?.. А что если в очко? В очко, папаша, а? Играть, правда, не хочется, но позарез нужны деньги.
Бородка приподнялась вверх. Не то обиделся человек, не то удивился. Помолчав, вздохнул:
— Жаль… — Безнадежно взглянул на Костю. Этого и спрашивать нечего, нынешняя молодежь умные игры не признает. — Жаль. Удивительно, знаете ли, время летит за пулечкой. Не успеешь оглянуться, уже приехали. В дороге незаменимое средство.
Крылов не ответил. Мирный пейзаж, мелькавший за окном, почему-то напомнил трагедию в маленьком и тихом, таком красивом немецком городке. Всплыли в памяти школьная комната со знаменем, на котором ученики вышили советский герб и фамилию героя, его огромная фотография на стене, его личные вещи на стенде.
— А мне, знаете ли, не терпится опробовать, — не унимался старик и извлек колоду карт. — Пластмассовые, у нас их не производят. Чудо карты: не мнутся и мыть можно. Вечные. Пойду-ка поищу партнеров.
«Товарищи пассажиры! — раздался голос из микрофона. — Если среди вас есть врач, просим его срочно зайти в шестой вагон. Повторяю…»
Старичок преобразился. С нестарческой поспешностью раскопал в своих вещах баул, выдернул из чемодана тщательно выглаженный и аккуратно сложенный белый халат и выскочил из купе. Крылов и Костя переглянулись.
— Вот вам и очко, Сергей Александрович! А вы еще подсмеивались над ним.
Крылов молча смотрел в окно. Возможно, гибель украинского парня на немецкой земле навеяла воспоминания о далеких уже днях войны. Он снова открыл «дипломат», достал документ из конверта Грюнера.