Плохо слышала выступления общественного защитника, того, лысенького. А он деловито говорил, что на шофера Шабанова никаких сигналов не поступало. Наоборот, он на хорошем счету, неоднократно поощрялся материально и морально. Правда, однажды жена говорила, что будто бы… Но письменного заявления она не подала. С Шабановым проводилась воспитательная беседа, и в дальнейшем никаких жалоб не поступало. Что же касается поступка, совершенного в нетрезвом виде, то это, вероятно, результат того, что Шабанов длительное время находился на уборочной, таким образом, он оторвался от коллектива. И, конечно, коллектив возмущен антиобщественным поступком Шабанова, решительно осуждает его. Однако, принимая во внимание, что работник он хороший и никаких замечаний до сих пор…
Похоже было, что сейчас общественный защитник запросит Шабанова на поруки для перевоспитания в коллективе. Но он почему-то передумал. Просил только учесть…
— Вот увидите, отпустят, — прогнозировали плюшевые тетки. — Отпу-устят, им что!
Мария думала: как же теперь будет? Вот сейчас кончится суд, и они с Григорием пойдут вместе домой. Мимо гастронома. Наверное, захочет после двухнедельной отсидки выпить. Давать денег или не давать? И что потом будет? Может, пойдет все, как в первый год их семьи? Вот и адвокат говорит, что послужит тяжелым уроком. А это кто сейчас выступает? Прокурор. Витюш-ка уж, наверно, пришел из школы и на улицу убежал. Надел ли теплое пальто? Завтра с работы зайти бы в школу надо. Ах, на работе все будут расспрашивать, как неприятно.
Последнее слово обвиняемого… Звучит-то как, вроде уж больше никогда слова не вымолвит. Гриша говорит., Да что тут сказать? Виноват. Сегодня же Грише пуговицу пришью…
Все встали, суд удалился на совещание. Мария тоже вскочила и заторопилась к мужу, он жалко улыбался ей, опершись на деревянный коричневый барьер. Но милиционер не разрешил подходить. Гришу куда-то увели. Соседка Евдокия Михайловна шептала что-то постороннее, вроде про погоду…
— Встать, суд идет.
Протокол судья читала отчетливо, но шли слова поверх сознания Марии…
— «Народный суд Октябрьского района города Нижнеречинска, рассмотрев в судебном заседании…»
…Когда они пойдут мимо гастронома, наверное, Гриша не станет требовать бутылку. После такого тяжелого— ни за что. Господи, хоть бы теперь все наладилось!
— «…Руководствуясь статьями… суд приговорил: признать Шабанова виновным… в совершении преступления, предусмотренного статьей… и определить ему меру наказания… три года лишения свободы с отбыванием в исправительно-трудовой колонии строгого режима…»
Судья спрашивает, ясен ли приговор подсудимому. Марии не ясен. Ведь тут говорили…
— Три года, ишь ты! — без сочувствия, но несколько разочарованно говорили четыре тетки.
Три года? Грише дали три года?!
— Гриша!
2
Мария прикрывала рот ладошкой, но блестели смехом глаза, смеялись плечи, каштановая прядка красивых ее волос опустилась на лоб и тоже смеялась. Оторвавшись от цифр и дел, развеселилась вся бухгалтерия— это к ним зашел Кайманов из отдела снабжения.
— Михаил Яковлевич, разве так можно! — хохоча, машет на него пухлыми ручками старший бухгалтер Клара Иосифовна. — Вы же снижаете нам производительность труда!
— Неужели? Тогда ухожу, ухожу. Пришлю вам Ло-башкина из отдела организации труда, он вам поднимет производительность на прежний уровень.
И все опять засмеялись, потому что Лобашкин из ООТ был на редкость нудным и унылым человеком. А Михаил Яковлевич, держа веером подписанные документы и сохраняя на лице шаловливую мину всеобщего любимца, удалился.
— Ох этот Кайманов, такое всегда сморозит! — до-амеивалась Клара Иосифовна.
— А я знаю, что за магнит его к нам притягивает, — хитренько бросила счетовод Наталья Игнатьевна. — На Машеньку нашу все поглядывает.
— Ну и что тут удивительного? Машенька у нас красавица, вон вчера тот же Лобашкин минут пять стоял возле ее стола.
— При чем тут я? — отвела Мария с лица прядку, — Кайманов заходит оформлять документы.
— Да, но оформляю я, а глядит он на тебя, — подтрунивала Наталья.
Мария и сама знала, что Кайманов к ней неравнодушен. Он собой видный мужчина, холостой, характером легок и весел. Но заметив в себе эту тайную приятность, Мария сразу же решила держаться подальше от обходительного снабженца. Минувшей зимой на одном совещании Кайманов случайно сел рядом с ней и не очень шутил, даже грустным казался, а потом, в конце уже совещания, сказал осторожно, что, мол, после этакой скучищи неплохо бы погулять на свежем воздухе, и лучше бы с кем-нибудь вдвоем, а? Мария ответила, что отвыкла она гулять, да еще с кем-нибудь вдвоем. И так посерьезнела, и так отвела руку от его прикоснувшейся руки, что Кайманов примолк. Наверное, Наталья наблюдала за ними, потому что, когда шли вместе домой, спросила:
— Что он тебе все шептал?
— Представь себе, гулять приглашал на свежем воздухе.
— О! Ну и что же ты?
— Да с какой стати!
— Ну, человек он приятный, до сих пор холостяк, а у тебя сейчас мужа нету…