Все курили. Я тоже достал сигарету. Унылый мексиканец, которому я отдал десять центов, запер дверь и, окинув меня долгим, пытливым взглядом, выключил свет. Поскольку деньги были уже уплачены, я тоже пристально посмотрел на мексиканца. Через минуту застрекотал старенький кинопроектор. Начался фильм необычно: ни названия картины, ни фамилий продюсера и режиссера, ни «шапки» — сразу крупным планом бородатый мужчина с титром «Кортес». Затем размалеванный и украшенный перьями индеец и титр «Гватемотцин, преемник Монтесумы»; заснятый с птичьего полета превосходно выполненный макет крепости с надписью «Город Мехико. 1521 год». Старинные, заряжавшиеся с дула пушки в разгаре пальбы, высокие крепостные стены — при прямом попадании от них брызгами разлетаются каменные осколки; сраженные тощие индейцы корчатся в агонии; мгла, кровь. Меня поразило качество съемки: ни царапин, ни неудачно склеенных обрывков, ни расплывчатости, типичных для старых кинолент, отсутствовали и привычные эпизоды с позирующим перед объективом красавчиком героем. Да красавчика героя вовсе и не было. Тебе не доводилось видеть шедшие у нас французские или русские фильмы? Они сняты без особых финансовых затрат и без участия прославленных кинозвезд, но нельзя не восхищаться их реализмом и глубиной. Таким же, если не лучшим, был и тот фильм.
Лишь к концу киноленты, завершившейся панорамой мрачных руин и опустошений, я кое-что прикинул в уме.
Наем нескольких тысяч статистов для массовок и изготовление декораций для съемочной площадки размером с большой городской парк — дело далеко не дешевое и центами тут не отделаешься. Стоимость макета даже одной крепостной стены высотой метров девять достаточно велика, чтобы вызвать возмущение бухгалтера, а стен в фильме хватало с избытком. Все это плохо вязалось с неумелым монтажом и отсутствием звука, словно снимали его в незапамятные времена немого кинематографа. Цветная пленка, однако, говорила о другом. Картина смахивала на хорошо снятый, но скверно смонтированный документальный ролик.
Зрители потянулись к выходу, я двинулся за ними и, подойдя к унылому мексиканцу, который перематывал ленту, поинтересовался, где он достал эту копию.
— Газеты в последнее время ничего не сообщали о новых исторических боевиках, а этот, похоже, снят совсем недавно.
Мексиканец согласился, что фильм новый, и добавил, что снял его сам. Я вежливо кивнул, но он заметил, что я не поверил, и выпрямился во весь рост.
— Не верите, да?
Я ответил, что, конечно, верю, к тому же мне надо успеть на автобус.
— Тогда, будьте добры, скажите почему? Почему именно?
Я снова заладил про автобус.
— Нет, правда, я был бы очень признателен, если бы вы сказали, чем фильм плох.
— Да ничем, — возразил я.
Он ждал, что я скажу дальше.
— Ну, во-первых, такие фильмы не снимают на шестнадцатимиллиметровую пленку. У вас уменьшенная копия с тридцатипятимиллиметрового оригинала.
Затем я перечислил еще несколько признаков, отличающих любительские фильмы от снятых на голливудских студиях.
Когда я закончил, мексиканец с минуту молча курил.
— Понятно. — Он снял с проектора бобину с пленкой и сунул ее в коробку. — У меня тут есть пиво.
Я ответил, что пивка попить неплохо, но вот автобус… ну, разве только один стаканчик. Мексиканец сходил за картонный экран и притащил оттуда здоровенную бутыль и бумажные стаканчики. Буркнув: «Кинотеатр не работает», он запер входную дверь и откупорил бутыль привинченной к стене открывалкой — прежде здесь, видимо, помещался то ли продуктовый магазин, то ли ресторан. Стульев было сколько угодно. Мы сдвинули парочку и уселись поудобнее, как два приятеля. Пиво оказалось тепловатым.
— Вы кое-что смыслите в производстве фильмов, — задумчиво произнес мексиканец.
Я принял это за вопрос и рассмеялся:
— Не очень-то много. Ваше здоровье.
Мы выпили.
— Когда-то шоферил на грузовике для одной из кинопрокатных компаний.
Это его заинтересовало.
— Вы не здешний?
— И да, и нет. Скорее да. Уехал отсюда из-за болезни, гайморит замучил, а вернулся из-за родственников, хотя никого больше не осталось: на прошлой неделе схоронил отца.
Он сказал, что это очень прискорбно. Я отшутился, заметив, что, мол, отец в конце концов избавился от гайморита. Мексиканец снова наполнил стаканы, и мы потолковали о климате Детройта. Наконец мексиканец, как бы размышляя вслух, сказал:
— А не вас ли я видел вчера вечером неподалеку отсюда? Часов около восьми? — С этими словами он встал и пошел за новой бутылкой. Я бросил ему вслед:
— Мне больше не надо!
Он тем не менее вернулся с бутылью. Я взглянул на часы.
— Ладно, по последней.
— Так это были вы?
— Что — я? — Я подставил стаканчик.
— Вы не были здесь неподалеку?..
Я отер пену с усов.
— Вчера вечером? К сожалению, не был, а то успел бы на автобус. Нет, вчера в восемь вечера я сидел в баре «Мотор» и ушел оттуда далеко за полночь.
Он задумчиво пожевал губу.
— Бар «Мотор», на этой же улице?
Я кивнул.
— Бар «Мотор». Так-так…
Я посмотрел на него.
— А вы не хотите… да что я, наверняка хотите.