Неопровержимое доказательство

— Будь ты проклят, Грегор Макэлрой. Мне до смерти надоело, что ты ведешь себя, как параноик, когда дело касается меня. Я заслуживаю того, чтобы ты мне верил, и всегда это заслуживала, но ты так любуешься собой, что не заметишь даже, если я вдруг упаду прямо тебе под ноги. Ты переступишь через меня, как через бордюр. Оставайся со своей горечью и одиночеством, наслаждайся ими, а я сыта по горло твоей враждебностью.

Джина яростно включила передачу и вылетела на залитую солнцем дорогу. Она даже не бросила прощального взгляда на бывшего мужа, но только потому, что ее глаза были полны слез от печали и крушения всех надежд. За первым поворотом, Джина замедлила скорость, съехала на обочину и остановилась. Закрыв лицо ладонями, молодая женщина разрыдалась, оплакивая себя, своего ребенка, которого потеряла, и Грегора, которого больше никогда не увидит. Прошло немало времени, прежде чем она почувствовала себя в состоянии возвратиться в Детройт.

Неподвижно застыв, Грегор наблюдал, как Джина исчезает за поворотом. Закрывая ворота и возвращаясь к своему джипу, он твердил, что без нее лучше, что так правильно. Но уже подойдя к машине, понял, что лжет самому себе, точно также, как лгал ей. Его плечи поникли. Грегор закрыл руками глаза, пытаясь дать объяснение своей жестокости по отношению к Джине.

«Я люблю тебя. Я буду любить тебя до конца своих дней».

Какого черта она это ему сказала? Чтобы сбить с него спесь? Помучить его? Напомнить ему, что его жизнь без нее не имеет смысла? Заставить его смело смотреть в прошлое и правильно строить будущее, как все эти психиатры, к которым он обращался, когда вышел из тюрьмы?

Грегор зло выругался, добавил еще одну вмятину своему джипу, ударив по крылу тяжелым ботинком, и погнал к дому, как сумасшедший, преследуемый демонами ада.

Все последующие дни и недели он находился на грани потери рассудка. Его нервы были напряжены до предела. Грегор не мог найти покоя ни днем, ни ночью. У него совсем пропал аппетит, и он просто заставлял себя есть хотя бы раз в день. Временами он кричал от бессильной ярости — это был крик смертельно раненного зверя.

Грегор не понимал, почему до сих пор не мог выполнить своей угрозы — сжечь дневник Мартина Стоуна. Однажды он все-таки сунул его в огонь, но, обжигая пальцы, вытащил, как только пламя лизнуло обложку. Чутье подсказало ему, что нужно спрятать дневник. Теперь он лежал в ящике кухонного стола, куда Грегор редко заглядывал.

«Я люблю тебя».

Ее слова нескончаемой сагой звучали в его голове дни и ночи. Безмятежность и защита от реального мира, которые Грегор нашел в горном доме, растаяли, как облачко дыма от порыва ветра. Ему везде виделась Джина, и в первую очередь, он винил в этом ее вторжение в его жизнь.

Иногда ему слышался ее нежный смех, его ноги прирастали к месту, и он забывал, что делал в данный момент. Грегор вспоминал ее сладострастные стоны в его руках, все изгибы ее тела, ее чувственность, и память о наслаждении, которое испытывал в ее объятиях, не оставляла его. Он проклинал себя, но ничего не мог поделать.

Ночью Грегор чаще всего дремал на полу у камина, прежде чем заставить себя лечь в постель, где он метался и ворочался, не в силах уснуть. Его тело требовало любимой женщины. Он протягивал руки к тому месту, где когда-то лежала она, и вздрагивал, натыкаясь на пустоту. Грегор мысленно вдыхал ее неповторимый аромат, припадал губами к ее стопам, касался края одежды. Мимолетное воспоминание о ней вызывало страшную боль. Его кошмары усилились до такой степени, что он вообще перестал спать ночами, и днем его шатало от усталости.

Если Грегор не колол дров, не чинил крышу дома или не копался в саду, то слонялся по лесу, пытаясь собраться с мыслями, справиться со своими чувствами.

Через три недели после отъезда Джины он вытащил дневник из кухонного стола и прочитал его. Перед ним снова ожили картины обвинения, суда, вынесенный приговор и тюремное заключение. Хотя ему и было трудно согласовать тогдашнее поведение Джины с ее нынешней страстью и терпением, он отнес эти перемены за счет ее зрелости и проницательности, которые она приобрела после смерти отца.

Теперь Грегор подробно узнал, как плелись интриги вокруг него, как состряпали обвинение и почему. Он читал мольбу о прощении теперь мертвого человека, но это не трогало его. Грегор сомневался в том, что сможет простить или перестанет ненавидеть своего бывшего тестя, потому что, наконец, увидел его таким, каким он и был амбициозным, самолюбивым человеком, который, не задумываясь, принесет в жертву всех и вся, включая единственную дочь, во имя успеха и места федерального прокурора.

Несмотря на потрясение и гнев, которые не отпускали его несколько дней, Грегор осознал, какие возможности откроются для него, если он предоставит признания Стоуна судебным властям. И еще он осознал ту жертву, которую принесла Джина, отдав ему дневник отца.