Неон, она и не он

Он сел и оглядел спальную. Кроме широкой, густого серого цвета кровати здесь было перламутровое трюмо с маленьким стульчиком на гнутых ножках, два приземистых витиеватой работы кресла, украшенные вертикальным чередованием зеленых и золотых полос, стройный, высотой ему по пояс комод, два ночных столика, недовольные тем, что их тусклые полированные лица скрыты журналами и прочей случайной ерундой. Часы на одном из столиков показывали десять утра. Он встал, закутался в халат и осторожно вышел в гостиную. Там он поменял халат на брюки и рубашку и двинулся на запах кофе. Она сидела за столом, отодвинув от себя пустую чашку.

– С добрым утром! – с порога смущенно приветствовал он, не торопясь подкреплять приветствие крепким поцелуем раньше, чем определит градус ее настроения.

– А вот и Дима! А ты, оказывается, большая соня! – пропела она, вставая с улыбкой ему навстречу.

И он устремился к ней с самыми широкими и радостными намерениями. Похитить ее губы, задушить в объятиях, встать на колени, прижаться лицом к ее животу и не вставать весь день – вот то скромное и недостойное ее королевской милости служение, на которое он был готов. Она же согнутыми в локтях руками обозначила дистанцию и смотрела на него со сдержанной улыбкой. Он взял ее за локти, и они поцеловались – бегло и невыразительно. Отодвинув лицо, она посмотрела на него с легкой иронией:

– Ты, никак, собрался уходить?

– Нет. Если, конечно, не прогонишь! – улыбнулся он в ответ.

– Тогда почему ты одет?

– Потому что это не мой халат. И одеяло тоже не мое, – вежливо улыбаясь, ответил он.

Он рисковал. Единственная ночь, проведенная с ней, была весьма зыбким основанием для такой наглости. Ее улыбка погасла, она отошла от него и принялась переносить из холодильника на стол остатки ночного пиршества.

– Садись. Тебе черный или со сливками? – спросила она.

– Черный, пожалуйста.

Она налила ему кофе, пододвинула тарелки и села напротив.

– Да, – вдруг ласково заговорила она, – это не твой халат. Но мы сегодня же купим тебе другой. И другое одеяло. Договорились?

– Договорились. Извини, что я об этом заговорил, но я не хочу тебя ни с кем делить, – отозвался он спокойно и твердо.

– Ешь, – сказала она, – доедай все. Извини, что мало – холодильник у меня, как всегда, почти пустой.

– Мы заедем в магазин, купим продукты, и я приготовлю обед. Хочешь?

– Хочу! – вдруг обрадовалась она, представив, что это могло бы выглядеть, как полноценная репетиция семейных отношений. Только зачем ждать обеда? Разве это воскресное утро, эта кухня, запах кофе, их домашний вид – разве это не означает, что репетиция уже идет полным ходом? В ее намерения вовсе не входит заполнять им время от времени свое вакантное лоно. Она выбрала его, чтобы приручить и сделать своим мужем и отцом своих детей. Ну и что, что она его не любит? Ведь если любовь есть повод для брака, то и брак может стать поводом для любви. И если она даст шанс себе и ему, очень возможно, что она его полюбит. Конечно, жене, не обремененной любовью, легче добиваться от мужа желаемого. Она же в будущем не хочет от него ничего, кроме одного – верности…

Оставив его завтракать, она отправилась по квартире, подбирая по пути все, что плохо лежит и пристраивая к месту. Минут пятнадцать она хозяйничала, наслаждаясь новым, самодовольным чувством и понимая теперь свою мать, которая в ТАКОЕ утро была главной в доме, и отец, попадаясь ей на пути, с особой нежностью целовал ее, а она в ответ с томной грацией льнула к нему.

Очутившись в спальной, она окинула взглядом мятую наготу постели и вновь вернулась мыслями к ночному безумию. Как это было чудесно! Какие ощущения, какое потрясение! Но что им мешает повторить это прямо сейчас? Да, светло, но ему, наверное, только это и нужно. Лично ей нечего стыдиться, она – само совершенство. В конце концов, она всегда может закрыть глаза. Только вот как намекнуть ему на свое желание? Нет, не желание – помрачение! Но ведь это так естественно в их положении – не вылезать из кровати! Кажется, он и сам должен это понимать. Зачем ждать привычной скуки брака, если есть восторг добрачной страсти?

Сдерживая волнение, она пошла за ним. Он сидел за опустошенным столом и смотрел телевизор. Она подошла к столу, взяла пульт, выключила телевизор и возмущенно воскликнула:

– Тебе не стыдно?!

– Что такое, Наташенька? – округлились его глаза.

– Я жду тебя в спальной, а ты тут телевизор смотришь! – покраснела она.

Он шагнул к ней и подхватил на руки…

41

И опять все вышло хорошо. Он уложил ее, раздел и при свете дня долго и нежно колдовал над ней, неторопливо захватывая губами в плен всё новые пяди ее королевства. Время от времени он подбирался к ее уху и шептал неслыханные, головокружительные слова. Вскоре она уже вся горела и неотвратимо неслась к порогу исступления. Что будет за порогом, она уже знала – головокружительная карусель стонов, рыдающая гибель рассудка, сладкий восторг безумия и беспорядочные конвульсии души и тела.