Неон, она и не он

Выпив кофе и докурив сигарету, он пошел приводить себя в порядок. Все время, пока он оставался дома, мать попадалась на его пути, трогательно и несовременно наставляла и задавала вопросы, как например: «А где вы будете жить?» Не в силах справиться с нетерпением, он отправился в парк на сорок минут раньше. На прощанье мать поцеловала его и перекрестила.

Облака, избавившись за ночь от испарины, поднялись выше, освободив город от своего гнетущего высокомерия – насмешливого свойства всех низких потолков. Бодрящая прохлада была ему по сердцу. Он дошел до метро, купил белую розу и, освещая ею путь, понес тугой бутон, как символ ЕЕ упругой прелести и их еще нераспустившихся отношений. Серый мир, пропущенный через чудесный кристалл ее облика, превращался в радужный обман. Он прошел в конец широкой аллеи, чтобы убедиться в ее отсутствии, хотя и без того было ясно, что раньше его она не явится. Убедился и вернулся к главному входу, перекрыв возможные пути ее появления.

Когда назначенное время поправилось на пятнадцать минут, он занервничал. Предполагать можно было всякое – от ее законного права на опоздание до внезапно возникшей трудовой повинности. Об остальном он не хотел даже думать – настолько ее образ, ставший к этому времени идеальным, не допускал сомнений гуще обозначенных. Когда опоздание перевалило за полчаса, он принялся прикидывать допустимое отклонение, вытекающее из того странного и необязательного уговора, которым она с ним обменялась. Он спросил: «Когда?» и она ответила: «Скорее всего, завтра», что, между прочим, также означает «Скорее всего, не завтра»! Кроме того, она сказала – «В парке, в то же время». Но какое время она имела в виду? Время их встречи или расставания? Он был настолько глуп от счастья, что не удосужился уточнить ни того, ни другого. Во всяком случае, если через полчаса она не придет, он смело может покидать свой пост и отправляться домой.

Настоящее счастье, как большое богатство легким не бывает. Он же, несмотря на внешнюю мягкость и обходительность, на самом деле таил внутри себя упорство и никогда в жизни не дружил с отчаянием. Ну, может быть, только однажды, когда его оставила Мишель, он позволил романтической грусти овладеть собой, предавшись на пару с изысканным французским вином не менее изысканному русскому страданию. Не отчается он и сегодня, если через десять минут ему придется все же уйти, потому что рано или поздно он ее добьется: не помирать же ему в безответных сердечных муках!

22

Близился назначенный час, и она, прекрасно понимая, какое потрясение готовит своей судьбе, занервничала. Одно дело – случайная встреча, которая мимолетным безликим облаком проплыла над их головами и отправилась дальше, чтобы никогда не вернуться, и совсем другое – вторая встреча, которую иначе как свиданием уже не назовешь. А свидание – это надежда, которая бог знает что способна ему внушить. Пока у него нет номера ее телефона, пока она имеет возможность его избегать, пока, в конце концов, она не объявила любовнику о разрыве, она вольна распоряжаться собой. Дело ведь не в том, с кем она спала, а в том, что спать с Феноменко больше не собирается. Но и переходящим призом быть не желает. Может, пожить одной, отдохнуть, собраться с мыслями, снова почувствовать себя независимой, а там видно будет?

Она пошла в чайную комнату, сварила кофе, разбавила его густой, навязчивый вкус утешительной мягкостью сливок и ушла к себе. Приняв мелкими глотками горячее средство от нерешительности, она прикрыла глаза и стала ждать результата.

«Не ходить!» – зажглось на табло прикрытых век.

Испытав облегчение, она вернулась к работе. Просматривая документы, прикладывая их один к другому, обнаруживая пробелы и делая пометки, она постепенно увлеклась и спустя некоторое время без волнения отметила, что прошло уже двадцать восемь минут сверх условленного часа. Испытав удовлетворение от собственного хладнокровия, она еще пятнадцать минут купалась в благодушии, пока не ощутила смутное беспокойство. Оно стремительно разрасталось и вдруг вспыхнуло, и тут Наташе стало ослепительно ясно, что не удастся порвать отношения с Феноменко, если взамен их не появятся другие. Без них ее бунт – все равно что попытка причалить к облаку.

Она взглянула на часы: уже пятьдесят минут судьба смеется над ней беззвучным смехом! Какое ужасное затмение, какой обширный инсульт здравого смысла! Лихорадочно одевшись, никого не предупредив и даже не приценившись к своему зеркальному изображению, она кинулась на выход.

«Неужели не дождался, неужели ушел?! Ах, какая я дура, какая дура!..»