Да, «Банановую войну», написанную одним знакомым писателем из Мюнхена. Все совпадало. Бернсдорф присмотрелся к фотографии. Ничем особенно не выделяющийся молодой человек, кто-то из предков которого явно был индейцем. Возможно, говорили о чем-то, обменялись рукопожатием, только и всего!
— А помните, что он крикнул, когда мы уже сели в машину? «Серемос комо Че!» — «Будем как Че!»
Нет, ничего в памяти не осталось; и все же — Кампано и Бернсдорф плечом к плечу! Выходит, он свое интервью получил уже двенадцать лет назад!
— Вы должны его узнать. Присмотритесь к снимку повнимательнее.
Почему она заговорила так тихо, так проникновенно? Он приблизил альбом к глазам.
— Это, наверное, все-таки ошибка, Лусия. Ведь на снимке метис, а доктор Роблес объяснил нам, что Хуан Кампано — белый. Доктор Роблес ходил с ним в одну школу, и все отчетливо помнит.
Лусия смотрела на Бернсдорфа широко раскрытыми глазами, не произнося ни слова, а он продолжал перелистывать страницы альбома. Без особого, впрочем, внимания. Ему было неприятно огорчать Лусию. Семейный альбом, каких великое множество. Две фотографии мужа, а потом, в разных интерьерах и в разных видах, она с детьми. Нескольких снимков недоставало; их изъяли, виднелись еще следы клея. Ее два сына, дочь Беатрис, не очень привлекательная девушка… Где же Хасинта?
— Полиция забрала ее фотографии, — сказала Лусия.
Фотографии Хасинты в картотеке Понсе… Странное дело, но почему-то на всех снимках только трое детей! Должны же были остаться групповые фото, которые не годятся для целен опознания: когда дети были маленькими. Бернсдорф ощутил что-то вроде удара тока.
— А Кампано? Его фото вам оставили?
— На снимке много лиц, Кампано просто не узнали.
Бернсдорф понял, что она что-то скрывает. И вдруг догадался: никакой Хасинты нет! У Лусии никогда не было второй дочери. Маленькая девочка, которую она приводила с собой в отель в Гаване, потому что за ней некому было присмотреть, — это Беатрис! Беатрис и Хасинта, арестованная молодая коммунистка, — одно и то же лицо! И теперь ее внедрили в их группу, чтобы вновь арестовать, но уже перед телекамерами в саду кандидата на пост президента.
— Если это и впрямь Кампано, то не позволите ли вы мне, Лусия, взять фотокарточку на время? Она нам может пригодиться.
Она кивнула, и Бернсдорф лезвием перочинного ножа осторожно срезал фотографию с плотного картонного листа. Хитро задумано, надо отдать здешней полиции должное! Легенда разработана тщательно и срабатывала эффективно до сего часа, до сей минуты. Каким образом ему вообще удалось распутать этот узел? И вдруг у него словно пелена с глаз спала. С помощью этого альбома, этой фотографии, всем своим поведением Лусия хотела предупредить его! Одну ее он должен благодарить, если сумел разобраться, что к чему!
— Спасибо, Лусия, — сказал Бернсдорф. Он не знал, поняла ли Лусия, за что он в действительности ее благодарит.
Только успел Бернсдорф спрятать снимок, как вернулась Беатрис. Увидев ее впервые, он нашел девушку еще менее привлекательной, чем на фотографиях. Волосы густые, черные, но какой-то отечный овал щек, угловатая фигура, плечи костлявые, кисти рук грубые, с крепкими, как у мужчин, пальцами. Но что обеспокоило его больше всего, так это выражение глаз Беатрис. Встретиться с ним взглядом девушка избегала, все время тоскливо смотрела по сторонам, а потом ее взгляд вдруг останавливался, делался пустым и отрешенным. Трудно описать выражение глаз Беатрис, когда они на секунду оживали, это была какая-то смесь страха и хитрости. Такой пугливой, забитой выглядит собака после трепки. Или человек, которого сломали.
И это ее он ребенком подбрасывал в воздух, так что она верещала от удовольствия, а потом ловил на руки? В кого же она превратилась!..
Бернсдорф объяснил девушке в подробностях, что ей придется завтра делать, а Лусия переводила. Он зря тратил время, потому что решил во что бы то ни стало отказаться от услуг девушки, не подвергая ее и Лусию новой опасности. Но как?.. Оставался один выход: отложить съемки, пока не подыщут другую исполнительницу. Фишеру он скажет, что Беатрис слишком неуклюжа и некрасива, тот поймет.
— А вы крепкая с виду, — сказал он Беатрис, словно в утешение, — никто не усомнится, что вы могли бы быть партизанкой. Но если у нас ничего не выйдет, вы, Беатрис, не волнуйтесь, свои деньги вы получите, не сомневайтесь.
Она скользнула по Бернсдорфу недобрым взглядом.
— Если не будет работы, я денег не возьму, сеньор… — и добавила еще что-то, чего Лусия не перевела.
Кремп с Роблесом, несколько минут назад вернувшимся в отель, сидели в ресторане «Майя Эксельсьор» и ждали Бернсдорфа. Состоится ли сегодня обсуждение сценария? Фишер просил его не беспокоить. Ундина, когда они ей только что позвонили из холла, не сняла трубку. А уже около десяти вечера.