Спала Эшли беспокойно и проснулась ни свет ни заря, когда только первые лучи утреннего солнца заглянули на балкон. Она долго лежала, закинув руки за голову, и мысленно заново проигрывала вчерашнюю головоломную сцену. Как она теперь явится на глаза Кэтрин? Да и с Лоренсом будет непросто объясниться. Все такие безалаберные в личной жизни или только она? Связано ли это каким-то образом с ее профессией? Почему личная жизнь стольких известных ей художников неумолимо катится в пропасть?
Ах какой благоразумной она была: приняла этот заказ, чтобы уехать из города и обдумать дальнейшую жизнь. Конечно, Эшли Мортимер умеет обходить пропасти, такая умница! И что из этого вышло? Все чувства к Робби совершенно незаметно растаяли — и не успела она опомниться, как уже влипла в новую историю.
Перевернувшись на живот, Эшли уткнулась в мягкую подушку в атласной наволочке. Вчера Зила выносила подушку на солнце, и она впитала ароматную свежесть лета. Зила уже сорок лет замужем. Интересно, испытывала ли она столько волнений в юности? Сейчас их семейная жизнь вроде бы тиха и спокойна. А металась ли Зила когда-нибудь ночи напролет в горячке страсти, изнемогая от желания познать каждую клеточку тела своего возлюбленного?
А Кэтрин Кларк? По ней не скажешь, что она когда-нибудь переживала что-либо подобное. Правда, вчера она выдала себя. По лицу Эшли медленно расплылась злорадная усмешка. Потягиваясь, она лениво вылезла из-под одеяла. Бедняжка Кэтрин. Она прямо обмерла. Наверное, полагала, что любовью занимаются только в спальне, в специально отведенное время. Да и думала ли она об этом вообще? Ей, видимо, почудилось, что между Эшли и Лоренсом происходит что-то такое… О, посмотрела бы она, что вытворяли приятели Чарли! Эшли хорошо помнила с детских лет — они не стеснялись развлекаться где попало.
Эшли отправилась в ванную, дав простор своей дикой фантазии: вот они с Лоренсом занимаются любовью на вершине Бутыль-горы; верхом на его огромном жеребце; в саду, под теплым солнцем и дождем из яблоневых цветов, сонное жужжание пчел переплетается с нежнейшими словами любви…
Но рассудок разогнал своим холодом пылкие мечты. Нет, слов любви Лоренс ей не скажет. Он может рядиться в простого ковбоя по три месяца в году, но не надо забывать, что под этой маской — один из них. На лето он отбрасывает нормы своего круга, но потом — снова костюм-тройка, полное здравомыслие и обходительное общение только с людьми своего социального слоя.
Эшли натянула розовые джинсы, заправила в них старенькую кофточку с вышивкой. Кофточка уже порядком растянулась в ширину и стала короче, поэтому вылезала из брюк. Эшли махнула рукой, раздраженно схватила нелепую шляпу и, нахлобучив ее на гриву волос, вышла с черного хода. Она очень любила утреннюю прохладу. Скоро солнце прольется на долину и погаснут бриллианты росинок в траве. Но тогда она уже будет далеко отсюда. Раз уж Лоренсу приспичило показать ее окулисту, пусть лучше сам проверится. Ей сейчас очень кстати видеть все в манере импрессионизма. Большое спасибо, но она не такая дура, чтобы отказаться от плавности контуров, мягкости очертаний, которые помогли ей создать свой собственный стиль. Эшли намеренно глянула вниз со склона на каменные глыбы и почувствовала легкое головокружение, у нее как-то сразу перехватило дыхание и все внутри напряглось. Что ж, ее диагноз верен: непереносимость высоты. Но если постараться, то и этот недуг можно победить.
Собравшись, она приняла решение: именно сейчас заставить себя победить, выкорчевать страх с корнем. Самой, без всякой помощи. Чарли никогда не беспокоился ни о ее глазах, ни о зубах, ни даже о голове. В детстве она скакала по холмам как горный козлик. Никто за ней не смотрел, и все обходилось лишь облезшим носом и многочисленными синяками и ссадинами. То были самые лучшие дни в ее жизни: Чарли мало пил и много, увлеченно работал, а Кандида была молчаливым, прекрасным и неизменным фоном их судеб.
Она неловким движением обернулась к дому на вершине горного склона, пошатнулась, выровняла шляпу и поспешно уселась в тени садовых деревьев. Согревающие, добрые воспоминания детства сменились другими. Всплыла горечь той поры, когда она была совсем одна, а Чарли топил свою печаль в вине и сладострастии. А потом они переезжали, переезжали…
Эшли прилегла и задремала. Ее разбудило яркое солнце, такое горячее, что на лице даже выступил пот. Вернувшись домой, она обнаружила, что уже почти одиннадцать часов. Она, конечно, не планировала так долго гулять, требовалось лишь показать Лоренсу, что он не имеет права распоряжаться ею. С четырнадцати лет она сама себе хозяйка, поскольку Чарли всегда было не до нее, и менять свои привычки она сейчас не намерена.
Лоренса и Кэтрин не было дома. Мальчики только что пришли с пруда, где играли у самого водопада, и переодевались в сухое под наблюдением Зилы. Экономка неодобрительно посмотрела на ее раскрасневшееся лицо.
— Для чего вам шляпа, если вы ее не надеваете?