Неоконченный пасьянс

Из полученной справки Алексей Иванович узнал, что Евдокия Трембачова проживала в дворовом флигеле дома N 16 по Конногвардейскому переулку. Поскольку путь на Васильевский остров в Горный институт пролегал через Благовещенскую площадь и Благовещенский мост, то Шумилову вольно или невольно пришлось бы проезжать мимо этого переулка. Поэтому он решил не откладывать свой визит к Евдокии.

Район этот вовсе не был районом бедняков. Скорее даже напротив. Прямо в створе Конногвардейского переулка, на противоположной стороне Мойки, был виден массивный Юсуповский дворец. А неподалёку от начала переулка, на Благовещенской площади, высился монументальный короб другого известного дворца — Великого князя Николая Николаевича. Так что место, где проживала Евдокия Трембачова, можно было считать весьма пристойным. Но лишь до тех только пор, пока взгляд не натыкался на тот флигель, в котором она квартировала.

По одному его виду можно было понять всю безнадёжность материального положения его обитателей. Притулившийся во дворе — колодце, куда никогда не заглядывало солнце, сырой и заплесневелый, пошедший от самого фундамента опасными трещинами, этот ковчег тихого человеческого отчаяния производил очень тяжёлое впечатление. Шумилов, свернувший во двор дома N 16, даже застыл от неожиданности: настолько убогий вид флигеля контрастировал с вполне приличным фасадом дома, выходившим на улицу.

Появление Алексея Ивановича не укрылось от глаз дворника, накидывавшего в тачку дёрн в углу двора. Прервав свою работу, он с видимым усилием разогнул спину и неулыбчиво спросил:

— Чтобы вы хотели, господин хороший?

— Мне бы Трембачову… — ответил Шумилов.

— Сынка нет — с, а мамаша на понтоне бельё стирает. На Мойке, значит. Тут минута ходу.

— Гм… А у неё есть сын? — удивился Шумилов. Об этом он услышал впервые.

— Есть, конечно. И племянники, и братья, и сёстры. Не здеся, правда, обретаются, но… показываются.

— Что ж, братец, спасибо, — Шумилов поспешил к набережной реки Мойки.

Указание дворника оказалось вполне точным. На воде, сцеплённые друг с другом, плавно качались три массиных деревянных плота, закрытых с боков высокими щитами. Официально эти странные сооружения городская власть именовала «купальнями», но в них никто никогда не купался. Понтоны уже на протяжении почти полутора столетий использовались для стирки белья прачками. Даже появление центрального водопровода в Санкт — Петербурге не сразу привело к отмиранию архаичного промысла публичной стирки белья. В тех местах, где набережных не существовало, «купальни» обеспечивали удобный доступ к глубокой воде, поскольку стирать с топкого берега не всегда представлялось возможным. Там же, где берега были одеты в мрамор массивных набережных, деревянные плоты давали возможность одновременного доступа к воде большого количества прачек. Во многих местах города можно было видеть длинные ряды массивныв чугунных колец, вделанных в стенки набережных специально для того, чтобы к ним крепились «купальни».

Шумилов посмотрел с набережной вниз: под его ногами, на плотах у воды работали всего две женщины. Обе были схожи обликом — маленькие, худощавые, быстрые в движениях, в самой что ни на есть убогой одежонке.

— Я прошу прощения, сударыни, — подал голос Шумилов, привлекая к себе внимание, — Кто из вас будет Евдокия Трембачова?

Женщины выпрямились, переглянулись, затем одна из них робко ответила «Я!»

— Имею дело до вас важное, — провозгласил Шумилов, — Касательно работы…

— Ну, ежели отстирать чего, то вы можете адрес назвать и оставить мешок с бельём либо у горничной… — заговорила женщина, но Шумилов не дал ей закончить:

— Стирка меня не интересует.

— Да? — удивилась Евдокия, — А что тогда?

— Давайте вы ко мне поднимитесь, и мы с вами спокойно потолкуем, чтоб не всю округу кричать, — предложил Шумилов.

Женщина, негромко уронила соседке «Глаш, последи за бельём» и живо поднялась на набережную. Алексей Иванович извлёк из кармана заранее заготовленный пятирублёвый билет и протянул его прачке:

— Возьмите, это чтобы стирка ваша не простыла.

— Да как жешь… — голос женщины пресёкся, — это ж мой недельный заработок, почитай.

— Очень хорошо. Моя фамилия Шумилов, а зовут меня — Алексей Иванович.

Трембачова несколько секунд недоверчиво рассматривала странного визитёра, затем быстро сжала в кулачке полученные деньги и неуловимым движением отправила их куда — то в недра своей юбки. Несмело пошла рядом, поглядывая на Шумилова выжидающе и настороженно. Они неспеша двинулись вдоль Мойки в сторону от понтона.

На набережной были видны посторонние, но в этот час их было совсем немного. Всяк был занят собою, на Шумилова и Трембачову никто не обращал внимания, поэтому ничто не мешало разговору.

— И давно вы прачкой работаете? и почему? небось платят не ахти? — спросил Шумилов.

— Да уж конечно… — она горестно вздохнула. — Целый день у корыта стоишь, а денег совсем мало. Руки вон, все стёрла, аж до волдырей. Да и кожа трескается. Зимой вообще беда.