У больничного окнас узелком стоит жена.За окном в своей палатея стою в худом халате.Преодолевая слабость,я запахиваю грудь.Выдержкой своею славясь,говорю, что как-нибудь.Говорю, что мне неплохо,а скорее хорошо:хирургического блокане раздавит колесо.А жена моя, больная,в тыщу раз больней меня,говорит: — Я знаю, знаю,что тебе день ото днялучше. И мне тоже лучше.Все дела на лад идут. —Ветром день насквозь продут.Листья опадают в лужи.Листья падают скорей,чем положено им падать.О грядущем злая память,словно нищий у дверей,не отходит от дверей.
Дерево в окне
Я видел города в огнечетыре года на войне,а ныне дерево в окнезаметилось впервые мне.Оно стояло там давно,но долго было все равно.С сегодняшнего дня онов тетрадь души занесено.Какие листья в нем кипят!Как облетают в листопад!И как заносит снегопадего. От головы до пят!Я столько в жизни упускал:веселость нив, угрюмство скал,и тундры ледяной оскал,и то, что всадник проскакал.Но дерево, каждой веснойблистающее новизнойи поникающее в зной,но дерево в окне — со мной!
Лань
Еще в мире война большая была,рядом ранило и убивало,лань же голову в руки соваламне. Она это делать — могла!Я на «виллисе» долго носился,и заехал я в этот лес.Он стоял супротив небеси, по-видимому, к ним относился.Зелень свежая майской листвыотзывала небесною синью.Далеко-далеко до Москвы.Далеко-далеко до России.Рядышком бухал фронт. Этот звукбеспокоил животное. Мордулань выхватывала из рук.То опасливо, то гордолань поглядывала вокруг.Герцог, тот, что организовалэти девственные коряги,этот рай, в городской тюрягетри недели уже пребывал.Все леса, начиная с Москвы —тыщи три километров лесистых,лишены были веток росистых,с ног ободраны до головы.Птицы петь не смели в лесах.Мошки не желали кружиться.Леший, все перенесший лешак,высунуться не решался решиться.Так что было даже неловко,когда в ту золотую раньв руки вкладывала головку,что-то нежно мычала лань.Я вскочил в машину и, гикнув,сразу дернул из рая на фронт,а она, шею четко выгнув,вслед глядела, открывши рот.