Бродяга не утратил бдительности. Он выждал еще минут десять. Какие-то две женщины спустились по тропинке к путям и осмотрели автомобиль. Когда они ушли, бродяга залез в вагон и зажег спичку. На полу в дальнем углу валялся без сознания человек с кляпом во рту и связанными руками. Оборванец не терял времени: он обыскал карманы неизвестного, нашел немного денег, пару запонок и взял их себе. Потом он ослабил кляп (забитый в рот чертовски туго) и пошел себе восвояси, закрыв предварительно дверь вагона. На дороге рядом с рельсами он нашел часы. Потом сел на скорый товарный и через некоторое время прибыл в город. Он продал запонки, а на продаже часов попался Алексу.
На этом хладнокровный негодяй закончил свой рассказ. Я не могла понять, встревожило ли меня услышанное еще больше или несколько успокоило. В том, что бродяга видел именно Хэлси, я не усомнилась ни на мгновение. Но насколько тяжело был мальчик ранен, куда увез его состав? Эти вопросы требовали немедленного ответа. Но по крайней мере мы получили первую достоверную информацию: мой мальчик не был убит на месте. Неопределенную тревогу теперь сменил страх: Хэлси может лежать в каком-нибудь захудалом госпитале без должного ухода и медицинского обслуживания. Но даже такое положение вещей виделось мне восхитительным и желанным по сравнению с возможной ужасной правдой. Я долго не могла заснуть и обливалась холодным потом при мысли о том, что довелось пережить Хэлси в последние три дня.
Мистер Уинтерс и Алекс отпустили бродягу с предупреждением не попадаться больше им на глаза. Он определенно больше ничего не знал. А через два-три дня у нас появились основания радоваться тому, что мы отпустили его на свободу. Когда мистер Джемисон позвонил в Саннисайд тем вечером, мы сообщили ему свежие новости. Следователь сказал мне то, о чем я как-то не подумала сразу: даже имея в руках эту нить, найти Хэлси быстро полиция не сможет. За три дня вагоны товарного состава могли разъехаться в разные стороны по всей стране. Но мистер Джемисон попросил нас не терять надежды, поскольку полученная информация все-таки сильно продвинет розыск в нужном направлении. А тем временем, пока мы терзались тревогой, в Саннисайде происходили разные события.
Один день мы провели в относительном спокойствии, а вечером Лидди заболела. Услышав душераздирающие стоны, я зашла в гардеробную и обнаружила там Лидди, которая сидела, прижав бутылку с горячей водой к раздутой до безобразия правой щеке.
— Зуб болит? — осведомилась я не очень ласково. — И поделом тебе. Это в твоем-то возрасте расхаживать с обнаженным нервом в голове, когда можно просто пойти и вырвать зуб! Всю боль как рукой снимет.
— Гильотина тоже всю боль как рукой снимает, — возразила Лидди из-за бутылки с горячей водой.
Я ходила по комнатам в поисках ваты и настойки опия.
— У вас у самой зуб болел точно так же, мисс Рэчел! — прохныкала Лидди. — Доктор Бойль годами уговаривал вас вырвать его!
Настойку опия мне найти не удалось, и Лидди подняла страшный шум, когда я предложила ей карболовую кислоту — просто потому, что однажды я слишком обильно смочила карболкой вату и обожгла Лидди рот. Уверена, никакого серьезного вреда я ей не причинила: собственно, впоследствии доктор сказал, что жидкая диета в высшей степени благотворно повлияла на желудок больной. Во всяком случае ни о какой карболовой кислоте Лидди и слушать не хотела и стонами своими не давала мне заснуть. В конце концов я поднялась с постели и направилась к двери в спальню Гертруды. К моему удивлению, она оказалась закрытой.
Я вышла в коридор и зашла в ее спальню через другую дверь. Постель девочки не была разобрана, а ее пеньюар и ночная рубашка лежали, приготовленные на ночь, в гардеробной. Но самой Гертруды в спальне не было. И она еще не раздевалась!
Не помню, какие страшные мысли посещали меня, пока я стояла там. Через дверь до меня доносились стоны Лидди, время от времени переходящие в вопли, когда боль становилась сильней. Потом я автоматически взяла настойку опия и вернулась в свою спальню.
Прошло целых полчаса, прежде чем стоны Лидди стихли. Несколько раз я подходила к двери и выглядывала в коридор, но не услышала и не увидела ничего подозрительного. Наконец, когда Лидди погрузилась в сон, я осмелилась даже дойти до винтовой лестницы, но снизу до меня донеслось лишь ровное дыхание Уинтерса, ночного сторожа, который спал прямо возле наружней двери. Потом где-то в отдалении послышался стук — тот самый, который погнал Луизу вниз по лестнице в ту памятную ночь, две недели назад. Стук раздавался где-то над моей головой: сначала три или четыре коротких приглушенных удара, потом пауза, потом снова осторожный стук.