Неодолимое влечение

На столе было два сорта горчицы. Кирстен протянула руку к той, что стояла ближе.

— Это норвежская горчица, не крепкая, — предупредил ее Терье. — Вам лучше взять французскую, если вы любите острую и пряную.

Французская горчица — fransk sennep. Она покачала головой, и ее взгляд невольно наткнулся на взгляд голубых глаз. Она заметила в них насмешливый блеск и внезапно мелькнувшую злость. Если он хочет играть по таким правилам, то к черту его предупреждение. Она поступит так, как будет считать правильным!

— Что еще? — медленно улыбнулась она.

Кирстен почувствовала, как ее неумолимо затягивает бездонная глубина его глаз, и она тоже пристально посмотрела на него. Затем подняла бокал и с вызовом произнесла:

— Lykke til![9]

Он не поддержал тоста, а лишь продолжал разглядывать ее с тем же задумчивым выражением. Потом, пожав плечами, будто отметая навязчивую мысль, принялся за еду. А у Кирстен осталось чувство, меньше всего похожее на гордость за ее ответный импульс. Если им предстоит следующие несколько дней прожить под одной крышей, то ей необходимо постараться быть подальше от него.

Когда они вышли из ресторана, стало так жарко, что их официальная одежда показалась очень неудобной. Терье снял пиджак и галстук и положил на заднее сиденье машины, потом закатал до локтя рукава безукоризненно белой рубашки.

— Вам лучше надеть другие туфли, — посоветовал он, глядя на ее неудобные высокие каблуки. — Во избежание несчастного случая.

Он открыл багажник и подчеркнуто терпеливо ждал, пока она не достала из чемодана пару удобных сандалий. Кирстен тоже сняла жакет и осталась в блузке с короткими рукавами, которая хорошо смотрелась с ее кремовой юбкой. В таком туалете она чувствовала себя одетой в соответствии с обстоятельствами. Вчера ей удалось немного посидеть на солнце в закрытом месте на верхней палубе, и теперь немного ярче выглядел ее зимний загар. Хотя, конечно, он не шел ни в какое сравнение с великолепным загаром Терье.

Прислонившись к боковой дверце машины, он по-прежнему всем своим видом излучал здоровье и благополучие, как человек, достигший пика своих природных сил. Кирстен всегда гордилась тем, что выглядит вполне благополучной и здоровой, но рядом с ним она понимала, сколь неуместна подобная гордость.

Увитая вьющимися растениями, со сводчатыми дверями и окнами, станция фуникулера чем-то напоминала частный дом. Почти от самой кассы сразу за высокими железными входными воротами часть туннеля уходила вниз, а другая часть почти перпендикулярно поднималась вверх. У ворот уже толпилась небольшая группа ожидающих пассажиров. И, судя по звукам, долетавшим из туннеля, вагончик уже приближался.

Ворота оставались закрытыми до тех пор, пока вагончик не подошел к площадке между двумя прочными каменными платформами. Спускавшиеся пассажиры вышли направо, оставив место для тех, кто садился слева, направляясь вверх. Терье провел Кирстен в нижнюю часть вагончика, выбрав задние места, чтобы она сидела лицом к пути, остававшемуся внизу, а не смотрела вперед и вверх.

— Отсюда у вас будет самый лучший вид, — объяснил он.

Когда вагончик начал подниматься по крутому склону, Кирстен почувствовала, как сжался у нее желудок. И не потому, что она боялась высоты. Но в такие моменты у нее в памяти всегда возникал фильм, который она когда-то видела: по канатной дороге, поднимавшейся на сотни футов над горами, полз вагончик, а старые канаты могли не выдержать, в любую минуту грозя разорваться. Но фуникулеры устроены по-другому, хотя они тоже высоко поднимаются над землей.

— Это совершенно безопасно, — успокоил ее Терье, видимо угадав ее состояние. — Мы не потеряли еще ни одного пассажира.

— Я прекрасно себя чувствую, — возразила Кирстен, представляя, какой дурой ему кажется. — Правда.

Скамейка предназначалась для трех человек, и они сидели тесно прижатые друг к другу. Сквозь тонкую ткань своей юбки и его брюк Кирстен ощущала упругость его мышц, и это снова вызвало в ней трепетную дрожь. Как ни мечтала она находиться от него подальше, это было возможно только в мыслях. Потому что тело, вынуждена была признать она, никогда не избавится от притягательности его физической близости. Это был бесспорный факт.

Вагончик вышел из темноты туннеля и поднимался среди деревьев по крутому склону, дважды тормозя на остановках. Люди, жившие на верхних участках зигзагообразных улиц, использовали фуникулер как автобус. Наконец вагончик добрался до самой верхней станции. Терье и Кирстен вышли на солнечный свет, и он повел ее вверх по ступенькам к турникету, а потом по огороженной с обеих сторон тропинке. Вид, открывшийся с вершины, поразил воображение Кирстен своей красотой.