К своему первому семинару я приступил с разбора рукописи, которая задумывалась как роман, но на самом деле являлась плохо завуалированной реальной историей о бурной любовной связи между юной еврейкой и пожилым итальянцем, развернувшейся в 30-е годы. Книга носила поэтическое название «Маца и спагетти», а автором была двадцатисемилетняя Наоми Уайнблатт. Мои полезные замечания («Диалог написан хорошо, но уверены ли вы, что здесь ощущается атмосфера современности?») были прерваны взволнованным редактором, которая сообщила, что пыталась найти моего кота, но он явно «дезертировал с корабля». Дама звала его, но он словно в воду канул. Я снова посоветовал ей расслабиться и вернулся к студентке, которая защищала свой роман, восклицая:
— Но все это происходило в жизни!
Когда я занимался разбором следующей рукописи, романа, действие которого разворачивалось на фоне Гражданской войны, о молодой соблазнительной женщине Скарлетт, влюбленной в английского красавца-мошенника («Вы хорошо чувствуете эпоху, но это что-то напоминает»), то услышал голос редактора:
— Нортон… Нортон!
Я оглянулся. Так и есть, дама продиралась сквозь кусты поблизости от того места, где кот исчез, пытаясь его выманить. Я покачал головой и продолжил работу с моим следующим нетерпеливым автором.
За час я просмотрел несколько рукописей. Пролистал научно-фантастический роман, где компьютеры, являющиеся настоящими людьми, создают людей, которые являются настоящими компьютерами. Улыбнулся над поднимающими настроение эссе, единственная цель которых — выразить простое наслаждение жизнью под названием «Эй, это не важно, если ты толстый». Проглядел новеллу очень привлекательной женщины Джой об очень привлекательной женщине Джил. Ее изнасиловали на обочине грязной дороги, после чего она проползла несколько километров, пока не достигла груды мусора, забралась в него, спряталась в отбросах и умерла, желая лишь узнать имя своего насильника, чтобы простить его.
— Пишите о том, с чем хорошо знакомы, — посоветовал я.
Тем временем моя подруга-редактор организовала небольшую поисковую партию. Присоединившиеся к ней четыре или пять студентов ползали по лужайке, крича «Нортон» и умоляя вернуться кота домой.
К концу следующего часа я прочитал сценарий, в котором экранное время отображало время реальное — иначе говоря, ничего не происходило. Просмотрел стихи о повседневной жизни, из них мне запомнилось лишь то, что автор срифмовал «июнь» и «ложку». Поскучал над триллером, начинавшимся со слов: «Пуля слегка оцарапала его лоб, и он почувствовал близость обморока, едва найдя силы вытащить чеку из гранаты, которая была спрятана в его куртке. Он бросил ее в атакующих фрицев, отправляя их к чертям в ад, который давно их заждался». Моим единственным замечанием было:
— Он бросил во фрицев гранату или куртку?
Больше я не мог спокойно наблюдать за тем, как поиски кота превратились в настоящую облаву. Казалось, моего пропавшего Нортона искали почти все жители Сан-Диего. Должен признаться, что, хотя внешне я был спокоен и собран, в душе начал беспокоиться. А если южная Калифорния не похожа на Файер-Айленд? Вдруг Нортон решил отыскать Файер-Айленд и счел автостраду самым лучшим и быстрым способом для этого? Что, если…
Я понял, что подобные размышления ни к чему не приведут, хотя не сомневался, однако, что один из моих студентов сумел бы использовать ситуацию для написания стихотворения. И решил сам выяснить, насколько была оправданной моя вера в Нортона.
Я дошел до места, где кот в последний раз мне мяукнул, и позвал его. Через мгновение маленький серый зверек выскочил из кустов и взволнованно замяукал, радуясь, что я пришел избавить его от поднятого вокруг шума. С гордостью я погладил кота и, развернувшись, двинулся к лестнице, ведущей к нашему номеру на втором этаже. У бассейна царило молчание, пока Нортон вприпрыжку бежал за мной, надеясь вздремнуть перед обедом. Но когда я открыл дверь, чтобы запустить его внутрь, тишину неожиданно разорвал шквал аплодисментов.
Нортон прошел в номер, а я задался вопросом, можно ли научить его раскланиваться. И решил, что, пожалуй, над этим стоит поработать.
Дальше все было гладко. В зависимости от настроения Нортон часть дня дремал в номере, а потом бродил возле бассейна. Он даже посетил один из моих семинаров, продремав на подиуме, прямо поверх моих записей.
Когда чтения, семинары, лекции и беседы возле бассейна закончились, реакция на мое участие была явно неоднозначной. Некоторые считали, что я был слишком резок; другие — что я долгожданная порция издательской реальности. Я оценивал свои шансы быть приглашенным в следующем году как пятьдесят на пятьдесят. Что касается Нортона, то отзывы о нем были однозначными. Здесь он желанный гость, когда бы ему ни вздумалось приехать.
Однако прежде чем Нортон смог бы вернуться в Сан-Диего, ему предстояло познакомиться с уникальным городом Лос-Анджелесом.