— О, вы притворяетесь, будто бы не поняли меня! Но сейчас поймете! Эй, кто-нибудь, вразумите-ка этого молодчика!
Четверо матросов, отдав свои ружья товарищам, подошли к парижанину, который успел произнести лишь одну-единственную фразу:
— Скажи, Поль, что за тарабарщину несет этот долговязый?
И тут же четыре пары грубых рук повалили его и лишили всякой возможности сопротивляться.
Потом несчастного Феликса в мгновение ока связали и перенесли в шлюпку, не дав опомниться.
Тогда капитан «Дорады», перегнувшись через борт, крикнул:
— Они считают тебя Джеймсом Бейкером! Защищайся! Крепись! Быть может, не все еще потеряно!
— Молчать! — перебил лейтенант громовым голосом.
— Что? Хотят повесить?! — побагровел Феликс, не расслышав.
Пятеро англичан остались караулить экипаж «Дорады», остальные последовали за своим лейтенантом. Гребцы налегли на весла. Шлюпка уносила пленника, которому все теперь казалось каким-то кошмаром.
— Бедный месье Феликс, — с грустью проговорил Беник. — Боюсь, как бы он не поплатился раньше всех нас.
ГЛАВА 2
— Ба-а!.. Поль!.. Какая удивительная встреча!..
— Как и все в Париже, дорогой Феликс!
— Я уж и не ждал встретить тебя после восьми лет!
— После восьми лет морских странствий, милый мой толстяк. С глаз долой, из сердца вон, а?
— Не говори глупостей! Разве давние приятели вроде нас могут позабыть друг друга?
— Черт возьми! Ты славный малый!.. Широк в плечах?.. А глаза…
— Ну и портрет! Будь ты художником, я бы сделал тебе заказ.
— Я простой бакалейщик, титулованный в отцовской лавочке. Мои предки выращивали капусту в Орлеане.
— Бакалейщик!.. Это совсем не дурно, дорогой Феликс, особенно если учесть, что вышеупомянутый родитель твой, сколотив приличное состояние и утвердив за собственной фирмой репутацию одного из лучших торговых домов в городе, оставил все тебе.
Феликс покачал головой, глубоко вздохнул и продолжал, будто бы и не слышал приятеля:
— Ну, а ты, дружище Поль? Что поделываешь? Конечно, продолжил морскую карьеру? Ведь она так тебя привлекала.
— Я капитан дальнего плавания… на хорошем счету у командования. Всю жизнь откуда-то возвращаюсь и вновь куда-то отправляюсь.
— Ну, и как успехи?
— О! Пословица гласит: «Кто много странствует, добра не наживает». Возможно, когда-нибудь я и стану миллионером, кто знает. Но сейчас имею скромный достаток.
— Разве это важно? Ты счастлив… — Феликс снова вздохнул.
— Счастлив и свободен, как чайка, подвластная лишь своему капризу. Крылья несут ее к облакам или навстречу волнам…
— Ценю и допускаю такой образ жизни, но только не для себя. Я, словно утка, предпочитаю свой птичий двор, жизнь в четырех стенах, а «путешествую» не дальше бульвара и ближайших предместий. Раз в неделю мы с женой ходим в театр, по воскресеньям приглашаем друзей на баранью ножку, трижды в год устраиваем званые вечера.
— Ах да, ты ведь женился! Когда я слышал о тебе в последний раз, речь шла именно о твоей женитьбе на мадемуазель… мадемуазель…
— Аглае Ламберт. — Феликс вздохнул как-то особенно глубоко и задумчиво.
— Черт побери! — сказал себе капитан Поль. — Для человека с большими доходами, известного столичного коммерсанта мой друг Феликс слишком часто вздыхает.
— Ну, а ты… устроен? — Бакалейщик произнес это с таким выражением, как будто слово «женат» было ненавистно его губам.
— Устроен!.. Надо же! Нет, я холостяк, закоренелый холостяк. Однако мы основательно застряли с тобой на бульваре. Здесь такая толчея. На нас уже косятся. Мы и вправду как два костыля на рельсах. Зайдем в кафе, самое время подкрепиться!
— Сделаем лучше! Хочу воспользоваться случаем и показать тебе мою фирму.
— Удобно ли это?
— Оставь, пожалуйста.
— Ну, так и быть. На твоем складе припасены, должно быть, почтенной выдержки бутылки со всего света?..
— Еще бы! В этом не сомневайся!
Так, беседуя на ходу, приятели миновали Монмартр[27] и оказались на маленькой улочке. Узкая, темная, сырая и грязная, улица Ренар — а именно так она называлась — представляла собой уголок старого Парижа из тех, что почти совсем исчезли в наши дни.
Дойдя до середины, они остановились перед массивными воротами, ведущими в просторный двор. С трех сторон его окружали кладовые, которые буквально ломились от провианта, и в воздухе носились неповторимые ароматы колониальных товаров.
— Вот мы и пришли, — возвестил Феликс. — Местечко, конечно, не ахти, но наша семья издавна занимает его, ты же знаешь. Эти склады переходят от отца к сыну. Так что мы рассчитываем и дальше пользоваться ими.