– Нет ничего проще. Для начала в двух словах об английской морской полиции. Видишь ли, я не верю в человеколюбие англичан. Ни один рабовладелец не обращался со своими людьми с такой жестокостью, какую они проявляют в отношении ирландцев.
– Однако именно они так много сделали для отмены рабства. Они притесняют своих белых соотечественников, но зато выступали за освобождение чернокожих.
– Пустые слова, и только! Вникни. Как и почему в тысяча восемьсот сорок пятом году был принят Абердинский билль, согласно которому английский крейсер наделен практически неограниченными полномочиями? Он имеет право преследовать невольничий корабль в водах любого государства, захватить, сжечь или потопить его, а экипаж отдать под суд на острове Святой Еленыnote 55 или в Сьерра-Леоне, а то и просто повесить по приговору военного трибунала. И все это лишь потому, что работорговля обогащает иностранные колонии, особенно наши, а отмена работорговли разорит их.
– Да какая разница? Главное, чтобы чернокожие были свободны!
– Целиком и полностью разделяю твои чувства. Но знаешь ли, что измыслили эти гениальные Тартюфы?note 56 Знаешь ли, что делают эти филантропыnote 57 при встрече с кораблем, полным рабов?
– Ты же только что сказал: топят судно, вешают команду…
– Да я не об этом. Что, по-твоему, происходит дальше с неграми?
– Понятия не имею.
– О, ты, конечно, думаешь, они препровождают несчастных прямо в объятия безутешных родных.
– Безусловно.
– Ошибаешься, дружище! Что с возу упало, то пропало. Невольники просто-напросто меняют хозяина. Крейсер отправляет их в какую-нибудь английскую колонию. Да-да, так оно и происходит. По сей день. Вот почему мы работали ночью и так внезапно ушли в море. В своем стремлении обескровить чужие колонии англичане далеко зашли. Они опутали чернокожих рабочих таким множество оскорбительных и дорогостоящих формальностей, что законно эмигрировать сейчас почти невозможно.
– И что же?
– Скажи, Феликс, случалось ли тебе, торговцу колониальными товарами, уклоняться от уплаты налогов? Считаешь ли ты контрабанду столь же постыдным делом, как и воровство?
– Ну. Ты скажешь.
– Хорошо, так и запишем тебя не будет мучить совесть, если удастся в обход законов раздобыть сотню-другую гектолитров вина или иного снадобья, за которое на таможне пришлось бы платить пошлинуnote 58.
– Я не сказал нет. Контрабандой грешат не только крупные торговцы, но и обыкновенные смертные. Но к чему ты клонишь?
– К тому, что мне хотелось бы обойти формальности. Иначе могу потерять месяца три. Я француз, но исповедую известное американское правило время деньги! Бегая по конторам, мне пришлось бы сначала добывать разрешение из столицы, потом разрешение начальника порта, а он волен сказать и да и нет. Еще я должен был бы получить медицинское свидетельство, а затем разрешение военно-морского ведомства. И все это, заметь, оплатить из собственного кармана. На эту беготню уйдет и время и деньги, а в результате – от ворот поворот. Нет, так ни черта не заработаешь. Предпочитаю обходиться без волокиты. На свой страх и риск снарядить судно, а там куда кривая вывезет!
– Послушай, но ведь все эти формальности обеспечивают безопасность тебе и твоему компаньону.
– Не больше, чем расписка или любая иная бумажка – негоцианту. Ты, бакалейщик, в своем деле пользуешься услугами контрабандистов. Или не пользуешься. Хозяин – барин. Для меня контрабанда мое дело. До сих пор мне сопутствовал успех. Я не лучше и не хуже тех, у кого в кармане разрешение.
Философские выкладки капитана Анрийона в конце концов убедили собеседника, и он взглянул на похищение двухсот человек как на обыкновенную торговую операцию. Как вдруг страшная мысль поразила его.
– Так ты говоришь, что знаменитый Абердинский билль действует и поныне?
– Конечно, черт возьми!
– Нас могут обыскать, арестовать, забрать эмигрантов, конфисковатьnote 59 судно, повесить экипаж.
– Дорогой мой, коммерция, как и война, предполагает жертвы. Пословица гласит: кто не рискует, тот не выигрывает.
– Повесить! Дьявол меня побери!
– Обычно нам не встречаются английские крейсеры.
Минутой позже Феликс узнал, что «Дорада» прошлой ночью стояла у берегов Западной Африки, у устья реки Рио-Фреско, приблизительно в 7°53' западной долготы и 5° северной широты. Двести пятьдесят километров отделяло парусник от крошечных французских колонии Гран-Басам и Пети-Басам.
Спешка же объяснялась тем, что компаньон капитана, англичанин Бейкер, двумя месяцами раньше снарядил судно с товаром, взявшее курс к этим проклятым местам. Бейкер послал с судном и человека, уполномоченного вести переговоры с работорговцами.
Обшарив джунгли, человек этот отобрал двести крепких негров, выносливых гвинейцевnote 60 – таких всегда держали про запас в укрепленном лагере, – после долгих объяснений купил их отдав взамен привезенные безделушки, затем невольников под конвоем препроводили на берег. Здесь они должны были ждать, пока не придет корабль.