Необыкновенные приключения Карика и Вали

— Козявка? — обиделся Карик. — Хорошенькое дело!.. Это просто невежливо называть так ученого человека.

— Понимаю! — засмеялась мама. — Она у вас называется ученым.

— Не у нас, а во всей мировой науке. И не она, а он.

— Ну-ка, покажите. Дайте взглянуть, что у вас тут?

Мама нагнулась над рюмкой. Она ожидала увидеть какое-нибудь дрессированное насекомое.

— Че… че… человечек! — вдруг крикнула она не своим голосом.

— Ну, нет, мама, это совсем не человечек, — сказал Карик. — Это наш профессор, Иван Гермогенович. Он изобрел жидкость, которая превратила его в маленького. Мы тоже были такие, даже еще меньше. Потом мы съели увеличительный порошок и стали большими. А для Ивана Гермогеновича порошка нехватило. Но он есть у него в кабинете. Мы его отнесем сейчас и увеличим.

Мама с удивлением слушала ребят и наконец поняла, что ребята ее не сошли с ума.

— Ребята, — сказала она. — но ведь квартира Ивана Гермогеновича запечатана милицией. Нам придется подождать до утра. Скажите об этом Ивану Гермогеновичу.

Карик раздельно и тихо повторил все профессору.

— Ничего, Карик, — весело пискнул Иван Гермогенович, — я здесь великолепно устроился… Подождем до утра!

Карик поднял голову и сказал маме:

— Подождем до утра.

В рюмочке снова пискнуло.

Карик послушал и сказал:

— Садись, мама. Иван Гермогенович просит рассказать тебе все.

Мама послушно села.

Карик кашлянул и неторопливо начал рассказывать о необыкновенных приключениях трех отважных путешественников на земле и под землей, на воде и под водой, между небом и землей, в воздухе, в лесах, в горах, в пещерах и в ущельях. И снова все трое в этом рассказе еще раз совершили свои подвиги: они снова храбро сражались, плыли на кораблях, летали по воздуху, спускались в глубокие, темные норы.

Слушая Карика, мама качала головой, иногда всхлипывала, иногда смеялась, но чаще всего прислушивалась, широко открыв испуганные глаза, не смея ни дышать, ни шевелиться.

— Бедные вы мои! — сказала мама, вытирая слезы платком. — Сколько вам, бедняжкам, пришлось пережить! Вот бабушка-то поахает, когда вернется домой и услышит про ваши похождения.

— А знаешь, мама, — сказал Карик, — я думаю, бабушке не надо рассказывать.

Мама подумала немного и улыбнулась.

— Ты прав, — сказала она. — Бабушка женщина слабая. Слушать такие рассказы для нее, пожалуй, вредно. Я скажу ей, что вы были у дяди, у Петра Андреевича… А чем угощать вас сейчас? Что вы будете есть?

— Ой, мама! — сказала Валя. — Теперь мы всё, всё едим.

Мама засуетилась. В столовой загремела посуда. На кухне загудели газовые рожки.

Пока ребята мылись и одевались, мама накрыла стол, и на столе появилась шкворчащая на сковородке ветчина с яйцами, холодная курица, салат, сыр, горы мягкого душистого хлеба и разные закуски.

Постояв немного перед буфетом, как бы раздумывая, мама открыла стеклянную дверцу и вытащила черную бутылку с золотистой надписью на белой этикетке: «Портвейн».

— Ладно, — сказала мама, — ради такого случая вам надо выпить немного вина с горячей водой.

Когда все было готово, все сели за стол.

— Прошу за стол, Иван Гермогенович! — сказал Карик и торжественно поставил рюмку с профессором между своей тарелкой и Валиной.

Карик отщипнул крошку сыра и бросил ее в рюмку.

— Угощайтесь, Иван Гермогенович! — сказал он.

В рюмке пискнуло.

— Просит хлеба, — сказала Валя и опустила на дно рюмки крошку хлеба.

— А вино? — спросила мама. — Как бы нам угостить Ивана Гермогеновича вином?

— Я знаю! — вскочил из-за стола Карик. — Мы нальем ему портвейн в пистон.

Он сбегал к себе в комнату и принес ружейный пистон. Мама налила туда каплю портвейна, и Карик осторожно опустил пистон с вином на дно рюмки.

Скоро за столом стало очень весело.

— За ваше здоровье, Иван Гермогенович! — кричал Карик, поднимая бокал горячей воды, закрашенной портвейном.

— За наше путешествие! — кричала Валя.

Все чокались, пили и ели.

Профессор тоже не терял времени даром. Он ел сыр и запивал портвейном.

Скоро в доме все заснули.

В своих чистеньких постелях ровно дышали Карик и Валя. Свернувшись на комочке ваты, спал в рюмочке профессор.

В первый раз за последние дни их сон был мирным и спокойным. Им больше ничего не угрожало.

* * *

На другой день Иван Гермогенович как ни в чем не бывало сидел за столом у себя в кабинете.

Десять корреспондентов снимали профессора и записывали в блокноты его похождения.

Вскоре в одном журнале была напечатана обо всем этом замечательная статья с большим портретом Ивана Гермогеновича Енотова.

Кто-то пустил слух, будто профессор Енотов научился превращать слона в муху, а потом это перепутали и стали говорить: «Он делает из мухи слона».

Впрочем, может быть, и есть такой профессор, который делает из мухи слона, но про него я ничего не знаю и говорить не буду, потому что я не люблю писать о том, чего я никогда не видел собственными глазами.