Необыкновенное обыкновенное чудо. О любви

Двигаясь быстро и уверенно, он надел теплую короткую куртку, ботинки на нескользкой подошве и темную вязаную шапочку. В отличие от одышливого Сашки, высокий сухощавый Иван на ниндзя как раз походил. Сунул в карман фонарик, связку ключей, проверил на поясе нож в удобных кожаных ножнах и попрыгал на месте. Не звенело, не бряцало, не скрипело. Открыл дверь на балкон. В лицо дохнуло морозом. Постоял минуту, пока глаза привыкали к темноте, а легкие к холодному воздуху, взял корзину лилий и черной бесшумной тенью скользнул по длинному балкону.

Балкон тянулся по этажу вдоль всего здания. Возможно, предполагалось, что постояльцы будут совершать по нему неспешные прогулки в дождливую погоду, общаясь с соседями. Балкон был бы мечтой грабителей или пожарных, если бы не фигурные железные решетки на окнах и балконных дверях. Сложно сказать, чем руководствовалась администрация, когда устанавливала решетки на пятом этаже. Случись, не дай бог, пожар, спастись через балкон не смог бы никто.

Ключи от решеток у Ивана были – добыты сложными многоходовыми манипуляциями. Он пользовался заброшенным балконом единолично и тайно. Считалось, что никто об этом не знает. Если Аркадий Соломонович и подозревал об излишней самостоятельности своего давнего пациента, то никак этого не показывал.

Иван Сергеевич отсчитал окна, нашел нужную дверь и подобрал ключ. Решетка заскрипела, открываясь. Пот прошиб Ивана, несмотря на мороз. Он замер. На проспекте шуршали редкие автомобили. Свет в окнах по ходу его продвижения не зажигался, никто не метался и истошно не кричал. Все было спокойно. Пальцы начинали подмерзать. Иван вынул нож и аккуратно отжал створку окна-стеклопакета, как научил его когда-то подзащитный-домушник. Перекинул ноги через подоконник и следом затащил корзину с цветами. Чтобы не своротить что-нибудь случайно в темноте, посветил на пол маленьким фонариком.

В комнате плыл слабый запах какого-то парфюма или крема и сердечных лекарств. Иван поставил корзину с лилиями рядом с кроватью и не выдержал, посмотрел. Маша спала на боку, откинув в сторону белеющую в темноте руку. Ее профиль напоминал изображение на черной с золотом брошке, которую она так часто носила. Волосы, заплетенные в две косички, отливали серебром в свете фонарика. Двумя пальцами, не дыша, Иван Сергеевич натянул задравшийся рукав пижамы пониже. Маша вдруг громко всхрапнула, перевернулась на другой бок и нахлобучила одеяло на ухо. Иван бесшумно отступил к окну, вылез на балкон и плотно закрыл створку. Он стоял, смотрел на подсвеченное ночным городом небо и улыбался как дурак: пижама Маши была в веселых гномах.

Стоять долго не позволили мороз и стремительно утекающее время. Ближе к торцу здания располагались пустые ночью процедурные и смотровые, и действовать можно было смелее. В кабинет заведующего Иван проник ловко и быстро. Сдвинул на затылок шапочку, открыл дверь шкафа и вытянул ящик картотеки. Подсвечивал себе фонариком, держа его в зубах, чтобы руки оставались свободными. Нашел нужную папку.

Серова Мария Александровна, 65 лет. Образование высшее, Институт культуры, библиотекарь, стаж… Знает в совершенстве три языка, кто бы сомневался. Разведена, давно. Одна воспитывала дочь. Внучке 8 лет. Местожительство родственниц – Марсель, Франция. Контактные телефоны. Заявление, написанное аккуратным округлым почерком – прошу сообщить дочери в случае смерти… Других родственников не имеется. Прописана… Нет, выписана в связи с продажей квартиры. А деньги дочка забрала, надо думать, на обустройство в городе Марселе. Квитанция об оплате проживания всего-то до конца месяца. Болячки? Обычный набор человека в этом возрасте – сердце, сосуды, суставы, давление… В пределах возрастной нормы, как любят говорить врачи. И на том спасибо.

В свою комнату Иван вернулся без происшествий. Сон не шел. В голове стоял невнятный гул. Представилась Серова Мария Александровна в теплой гномьей пижаме. И вдруг, совершенно неожиданно – без. Он разозлился сам на себя и сделал то, чего обычно не делал – выпил таблетку снотворного. Заснул, не дойдя до второй страницы наугад открытой книги.

* * *

Завтрак Иван Сергеевич, конечно, проспал. В пустой столовке нянечка терпеливо докармливала кашей Михалыча, подтирая ему губы салфеткой. Тот громко вздыхал на каждую ложку, но слушался, кушал.

– Что это вы припозднились сегодня? Могут же себе позволить некоторые. – Фаина Потаповна из четвертой палаты полагала, что именно так ведутся светские утренние беседы. Узкий язычок ее стремительно облизнул бледные старческие губы. Иван сморгнул. Ему показалось вдруг, что язык у Фаины Потаповны раздвоенный. Придумал, конечно. Хотя от этой змеи всего можно было ожидать. – Мне бы ваш спокойный сон, Ванечка. Новенькой же плохо стало под утро, устроила веселье. Персонал на уши подняла, перебудила всех, королевна-то наша. Что это вы… Ой, да вы не знали, что ли?

Иван так рванул из-за стола, что подошвы ботинок скрипнули по плитке пола. Старушенция отшатнулась, заполошно взмахнула вытертыми рукавами цветастого халата и осела на ближайший стул.