Необузданные

Грон рассказал ему все о том, как прижиматься губами, как доставлять ей удовольствие руками и языком, в каких позах им нравится совокупляться, но Тройи все равно ожидал пощечины за такое поведение. Раньше он не хотел быть Связанным; теперь же, когда его Связали, потянуть за хвост и взобраться на него было проще и не так нервировало, нежели все те действия, о которых поведал ему Грон. Он предложил Мойре свой рот в попытке заинтересовать ее в том, чтобы она взобралась на него и наконец облегчила страдания его тела, но это не сработало и он пал духом, чувствуя себя отвергнутым и обреченным на муки. Но ее запах и размеренное биение ее сердца были настолько успокаивающими, что они погасили огонь в его крови, он заснул, и спал так, будто ничего не случилось.

Он снова посмотрел на Мойру. Она лежала на спине с широко раздвинутыми ногами, в своих одеяниях. Они отличались от тех, которые он видел на ней раньше, и были меньше, чем те, что она носила поначалу, более обтягивающие в отличие от того, что она носила совсем недавно. Они были пестрые, а то, что покрывало ее верх, открывало вид на ее бледный и мягкий животик. Он уставился на ее пупок, обнаженный в отсутствие шкуры. Ему захотелось лизнуть ее в том месте. Горячка действовала на него странно.

Что ему делать? Обнять ее? Принести ей поесть? Попытаться инициировать спаривание? Ему стало лучше, но он по-прежнему был возбужден. Тройи полагал, что теперь это будет происходить с ним регулярно, но в его ногах все еще чувствовалась слабость, поэтому он не хотел рисковать, пока горячка не пройдет окончательно. Что должен делать Связанный самец? Что Мойра ждала от него? Почему она выбрала именно его?

На площадке оставалась еда, которую ему принесли другие члены племени. Он знал, что его Королева должна есть раньше него, но теперь, когда его тело больше не терзала горячка, желудок ныл от голода. Он подошел к фруктам и принялся за еду с виноватым видом. Он возьмет всего несколько кусочков, чтобы поправиться, а большую часть он прибережет для Мойры, хотя по опыту знал, что она почти ничего не ела по сравнению с его народом.

Он вскрыл водяной плод и задумался о Крану. Раньше он был не в состоянии это сделать. Тройи подошел к краю площадки и попытался найти самца. Было понятно, что Крану не вернется, чтобы разделить с ними площадку, после драки, которую они учинили. Он вспомнил, как услышал крик Мойры и увидел, как она отбивалась от Крану, который отказывался ее отпустить, вспомнил, как это воззвало к его инстинктам — неистово защищать и оберегать. К инстинктам, которые по-прежнему были для него неизведанны и новы. В тот момент он был сам не свой, и Крану тоже, он просто был самцом, жизненная миссия которого заключалась в том, чтобы уничтожить самца, посмевшего причинить вред его Королеве. Потом он вспомнил, как племя разлучило их, как Гриле пришлось навалиться на сына всем своим весом, чтобы удержать его, и как Крану привязали к дереву, когда он вернулся к поискам Мойры.

Скорее всего, из-за всех этих усилий переносить горячку стало сложнее.

Тройи перевел взгляд на дерево и, отыскав в листве точку обзора, увидел, что Крану все еще привязан к дереву. Богиня, сколько же дней прошло? Неужели его просто оставили там? Конечно же, нет. Даже Грон, ненавидевший брата больше всех на свете, не оставил бы его умирать с голоду на всеобщем обозрении. И все же инстинкты Тройи требовали от него худшего за то, что тот сделал, хотя с прояснившимся сознанием он не знал, насколько можно доверять тому, что он видел, и тому, как отреагировал. Как только он достаточно окрепнет, он пойдет и поговорит с Крану. Тройи уже давно был единственным, кто был готов простить Крану за содеянное. Вероятно, потребуется много времени, чтобы изменить это, особенно сейчас, после сезона, проведенного вместе в скитаниях по пограничным землям.

Он не мог отрицать, что чувствовал себя в какой-то степени виноватым за то, что выбрали его, а не Крану, который так этого хотел. Он понимал, почему самец набросился на него.

Но сейчас он нуждался в отдыхе и облегчении страданий. Его кожа уже начала покалывать и пылать, поэтому он вернулся к Мойре и лег рядом. Он не пытался обнять ее сзади, как Грон обнимал Грут. Вместо этого он положил голову ей на грудь, обвил ее руками за талию и прислушался к биению ее сердца. С Королевой его собственного вида все было бы иначе. Она была бы, по меньшей мере, вдвое крупнее Мойры, у нее была бы собственная шкура и никаких одеяний, но, хотя это могло показаться странным и даже неправильным, Тройи предпочитал миниатюрную, лишенную шкуры, хрупкую фигурку Мойры. Эффект Связи, как предположил он.