Она так сильно исхудала, что, как кажется, от её тела остались лишь скелет и кожа. Будто Грейнджер вот-вот сломается, стоит до неё дотронуться.
Это пиздец. Хоть какой-то стороне живётся по-настоящему хорошо в этом ебаном «новом» мире?
Её волосы были слишком растрепаны даже для своего обычного состояния, под глазами — огромные тёмные круги, лицо имело выраженный серый оттенок. Она выглядела так, словно провела всё лето в компании дементоров — тут Аббот была абсолютно права. Грейнджер была бесцветным пятном посреди яркого мира. Сгустком пепла, который вот-вот рассыплется.
Её руки, лежащие на коленях, так сильно дрожали, что хотелось сжать её кисти и остановить эти бесконечные подёргивания.
Я уже видел подобное состояние, но мой мозг откидывал эти глупые предположения. Потому что это просто невозможно. Это ведь Грейнджер.
— Хреново выглядишь, — наконец произнес я, пытаясь хоть как-то вывести её из этого транса. Надеясь, что она отреагирует.
Но ответная тишина давила, отбивая неслышный для остальных ритм в моей голове. Словно удары в гонг, от которых хотелось спрятаться, сжаться, закрыть уши.
— Я уже семь лет слышу это, — спустя несколько секунд хрипло проговорила девушка. Её голос напоминал скрип ногтя по доске, когда пишешь мелом. Словно все её голосовые связки хорошенько натёрли наждачкой.
— Сейчас особенно, — с облегчением выдохнул я.
Она с явным усилием открыла глаза и проследила за моим обеспокоенным взглядом. Тень грустной улыбки пробежала по мертвенно-бледным губам. Ей бы лечь в Мунго…
— Тогда может оставишь меня в покое? Иди куда шёл, — устало протянула Грейнджер, закрывая глаза. Я видел, как царство Морфея вновь забирает её в свои заботливые сети.
Я пристально наблюдал за гриффиндоркой, всё ещё пытаясь зацепиться за что-то, что бы опровергло мои доводы. Я не хотел верить в то, что Грейнджер скатилась до этого. Она просто не могла. Это же до тошноты правильная заучка, которая скорее сожрёт книгу, чем попробует наркотики.
Вот только её голова, все больше и больше наклоняющаяся к плечу, нездоровая бледность и впалые щёки заставляли меня сомневаться в этих предположениях. Она слишком похожа на человека с длительной ломкой. Когда наркотики — уже необходимость.
— Вообще-то, я шёл сюда, — громче, чем нужно, ответил я, продолжая разглядывать девушку. — Я твой напарник, если ты не в курсе.
Никакой реакции.
Я ждал, что она откроет глаза и отпустит колкие комментарии по поводу моего назначения на должность старосты школы, но ответом была тишина. Будто кто-то нажал на кнопку выключения, и Грейнджер заглохла, потеряв единственный источник питания.
Её исхудавшие руки продолжали дрожать. Она явно не была человеком, который удовлетворял очевидные физиологические потребности.
— Блять, нет…
Я не верил своим глазам, но всё больше убеждался в том, что у Грейнджер ломка. Я слишком часто видел последствия, продолжая продавать датур, и хорошо знал, как выглядит недостаток эндорфинов в организме. Слишком хорошо, чтобы списать состояние Гермионы на болезнь. Какое к чёрту посттравматическое расстройство?! Может, оно у неё и было, вот только залечить она его решила сама.
Почему, Грейнджер?
Нельзя дать ей отключиться.
Я рывком поднялся и схватил её за плечи.
— Грейнджер! — тряс её за плечи несколько секунд, пока она не распахнула глаза и тут же закашлялась.
Её трясло, как осиновый лист на ветру, глаза были абсолютно безжизненными. Как и она вся. Лишь тень, но не живой человек.
Она схватилась за горло, согнувшись. Худощавое тело дёргалось в рвотных позывах, но на пол капала лишь слюна.
Я прикрыл ладонью глаза, опускаясь на сиденье. Блять, и почему именно эту роль мне уготовила судьба?
— Мам…
Она тяжело дышала, держась за грудь, пытаясь оставить желчь желудка там, где ей положено быть.
— Я не могу так жить, — прошептала она, а по щекам текли слёзы.
Женщина опустилась на пол, и я тут же присел рядом, обхватывая её дрожащие плечи.
— Всё будет хорошо, ты справишься. Подожди ещё немного, — я гладил её по спине, а сердце сжималось от каждого её всхлипа.
Но я не мог в очередной раз пойти у неё на поводу. Я зашёл слишком далеко. Она не принимала датур вот уже три недели, сидя взаперти в своей комнате. По-другому нельзя. Без домовых и любых встреч, кроме меня. Иначе все будет напрасным, она обманет при первом удобном случае.
— Блейз, мальчик мой, — она улыбалась так грустно, что хотелось рвать волосы на голове. — Я умираю, разве ты не видишь?
— Мам, нет! — прижимаю её крепче к себе.
— Я не могу есть.
Она положила костлявую руку на мою и попыталась сжать. Вышло так слабо, что я почти не почувствовал давления.
— Мне нужен датур, — шептала она. — Я знаю, ты можешь достать ещё…
— Я сказал «нет»! — выкрикнул я, резко вставая и направляясь к двери.
Я был уверен, что это скоро закончится. Нужно это пережить. И пусть я стану её врагом. Пусть она ненавидит собственного сына. Но я не буду продолжать убивать мать.
Мерлин, сколько ещё ждать?!