— Ему недалеко, — сказала проводница. — Если в Ночке сойдет, успеет на местный. Вы из совхоза?
— Правильно, — сказал парень, — из совхоза. Тороплюсь на сенокос, бригадир я. Так местный, говорите, скоро будет?
— Часа через два. В Ночке сойдите и успеете.
— А скоро Ночка?
— Уже подходим.
— Вентиляторы надо здесь поставить, — сказал парень. — Задыхаются же люди!
— Про то начальство знает, — сказал кондуктор, выходя.
Парень поднялся.
— Ну, счастливо доехать, бабуся! Расти большая и не робей, внучку привет. До свиданья, товарищи!
— Постой, — сказал Василий. — Ты хотел мне совет дать.
Поезд начал притормаживать, зашипели внизу тормозные колодки. Парень открыл дверь купе, обернулся:
— Поезжай в свою деревню и работай. Тогда и тосковать не будешь и пьянствовать, и женишься второй раз. Детей у тебя нет, жалеть нечего.
— Откуда ты знаешь?! — почти крикнул Василий.
— Чудак! Ты же сам рассказывал.
— Не говорил я про то.
— До свиданья!
Дверь захлопнулась, и все тотчас же сгрудились у открытого окна. Даже старушка осмелилась — глядела, приподнявшись на цыпочки и вытянув шею, через плечо Краснова.
Парень выпрыгнул из вагона и побежал к станции.
— А имя ты откуда узнал? — крикнул вдогонку Василий.
Парень на ходу обернулся и показал кисть руки. Все поглядели на Василия и на его руку: у большого пальца темнели синие буквы его имени.
— Как просто, — сказал Краснов. — И о лесоводстве он узнал, вероятно, по вузовскому значку на пиджаке.
— Ты догадливый, — сказала жена.
Поезд тронулся, проплыла мимо неказистая станция с милым названием Ночка, и Краснов подумал, что скоро придет ночь, вагоны остынут от солнца, и можно будет полежать и подумать, не страдая от духоты. Они уж так одурели от духоты, что сообразить простых вещей не могут, самые элементарные наблюдения за пророчество принимают. А какой пророк этот парень, ничего особенного нет, обыкновенный парень. Надо снять рубашку и остаться в одной майке, правильно он заметил. И насчет лесоводства правильно спросил, хоть и не совсем деликатно. Может, вот так и надо жить, открыто и доверчиво, принимая все, что было и есть, и веря в солнечную бесконечность грядущего, потому что без такой веры жить невозможно. Да без такой веры и не живут. Разве Краснов сейчас живет? Так себе, чиновник, функционер. Вначале надеялись, избрали в райисполком, а теперь перебрасывают с отдела на отдел…
— И ведь все в аккурат, прямо в десятку, — сказал Василий. — И насчет жены, и насчет детей. Если бы у меня были дети, я бы не запер жену с тещей в ванную. И насчет тоски правда. В городе я чужой человек, а он из села, сразу меня почуял.
Жена Краснова улыбнулась этой простоте и сказала, что тут особого чутья не надо, по разговору видно.
— И что я, старая дура, морковь у него взяла, зачем?! Ждал бы сейчас да грыз себе, зубы молодые, здоровые…
— Доедет, — сказала жена Краснова и подумала, что им нужен ребенок.
Может быть, тогда муж выйдет из состояния удручающей отрешенности. Первая жена не могла этого сделать и, видимо, чувствовала свою вину перед ним, а ему нужен родной человек, любящий и доверчивый, как ребенок. Даже с этим парнем он вступил в какую-то игру, поддавался ему, а с людьми он сходится трудно.
— Вентиляторы надо здесь поставить, — сказал Василий. — С вентиляторами станет хорошо, как в ресторане.
— Потерпим, — сказала старушка. — Мне ночью сходить.
Краснов промолчал: один живой человек был в купе, да и тот ехал не туда.
ЧТО, КУМА ЛИСА, ПЛАЧЕШЬ?
У околицы совхозного поселка, возле пруда с ветлами и тополями вольготно расположились на зеленой лужайке строения центральной пожарной службы: трехногая ветхая вышка, дежурный дом, депо для двух машин и одного конного выезда.
Солнце поднялось в зенит, и от вышки лежит короткая решетчатая тень. В эту тень и прислонил свой без крыльев над колесами велосипед начальник пожарной службы Артюхин. На вышке его племянник Славка рассматривал в морской бинокль поселок.
— Ничего не видать? — громко спросил Артюхин.
Славка не отозвался: он считал дома.
Артюхин подождал, снял форменную, фуражку и помахал ею, остужая вспотевшее горячее лицо.
У раскрытых ворот депо лежали на лужайке дежурные шоферы Козловы, отец и сын. Оба в брезентовых робах, как и положено дежурным. Они только что выкупались, волосы еще мокрые, и вот улеглись на солнышке, сушат.
На двери дежурного дома висел большой амбарный замок: летом дом пустовал. Ворота конного отделения депо тоже были заперты — там стоял один старый ручной насос «Красный факел» да висело несколько огнетушителей.
Не дождавшись ответа, Артюхин поглядел вверх: загорелые Славкины руки, согнутые в локтях, почти незаметно вели вдоль поселка черные окуляры бинокля.
— Триста двадцать один, триста двадцать два, триста двадцать три, — бормотал вполголоса Славка.
— Ты што там считаешь? — начал сердиться Артюхин.
— Дома, не мешайте! Триста двадцать семь, триста двадцать восемь…
— Не считай. Пятьсот тридцать шесть домов и сто девятнадцать прочих построек. Ничего не видать, спрашиваю?