Необходимо для счастья

— Идем, идем, голубушка. — Евдокия Михайловна обняла ее за талию и, удивляясь, поглядела снизу ей в лицо: — Зоенька, милая, а ведь ты растешь! — И засмеялась довольно. — Ей-богу, растешь! Я по плечо тебе стала, вниз пошла, а ты растешь.

— Ты и была по плечо, — улыбнулась Зоя Андреевна. — Идем, простудишься.

— Нет, нет, и не говори, я под самый подбородок тебе была, а сейчас по плечо. Веня! — обернулась она к машине. — Захвати вещички. Не забыл, чего наказывала?

— Как можно, тетя Дуня! — Венька выволок через заднюю дверцу ящик с коньяком, потом появился ящик с шампанским, коробки тортов, кульки, свертки.

Широко живут, забыли о бедности.

А через дорогу перекликались женщины:

— Зоя Андреевна приехала!

— Кланька, беги Алене скажи: приехала, мол!

— Вениамин Петрович скажет.

И вот в доме уже не протолкнешься, с бабами набились ребятишки, зашли двое молодых мужчин, которых Зоя Андреевна не сразу узнала, — молодежь так быстро взрослеет, меняется, — потянулись ровесницы старушки. Да, почти старушки.

Праздничную сутолоку встречи довершила Алена, вихрем пролетев сквозь толпу, — в просторном доме как-то сразу стало тесно от ее звонкого голоса, смеха, от ее бурной радости.

— Зоя Андреевна, учительница наша! — кричала она. — Сто лет тебе жить и еще двести, дай я тебя поцелую!

Алена стала будто пьяной от встречи, называла себя самой счастливой и весь хутор счастливым, и Зоя Андреевна радовалась тоже, обнимала всех вновь приходящих и видела, что они тоже рады и счастливы ее видеть.

Когда немного улеглось возбуждение и Евдокия Михайловна выпроводила всех, пригласив на вечер своих проводов, Зоя Андреевна, усталая с дороги и от пережитых волнений, прилегла на диван отдохнуть. Евдокия Михайловна с Аленой стали накрывать обеденный стол, между делом рассказывая хуторские новости. Они были как мать с дочерью, седая Евдокия Михайловна и завитая барашком Алена, румяная, белая.

— Ты и не старишься, Аленка, — сказала Зоя Андреевна.

— Какое не старишься, толстею, груди вон выпирают, все лифчики перешила. Эх, Зоя Андреевна, сватался тут ко мне один, да неловко, сына стыжусь. А такой мужик, так охота!

— Тебе всегда была охота.

— Всегда, — призналась Аленка. — Потому что одна всю жизнь, а чужой мужик — не потешка, а только насмешка. Да тебя еще стыдилась. Эх, сколько я потеряла из-за тебя, Зоя Андреевна!

Евдокия Михайловна засмеялась:

— Бывало, приедут шоферы на хлебоуборку, а вдовы вьются вокруг них, а она первая, как бес перед заутреней носится, а я и скажу вроде нечаянно: Зоя Андреевна, мол, обещалась к своему на могилу приехать. Они, голубушки, и потухнут.

Зоя Андреевна смущенно прокашлялась: и приятно, и больно ей было это слышать.

— Еще бы не потухнешь! — сказала Алена. — За тыщи верст на могилу ездит, цветы мертвому возит — неужто не укор.

— Кстати, куда ты цветы-то засунула? — спросила Зоя Андреевна.

— Я в воду их поставила, в воду.

— Если бы не ты, я ей не только председателя, я ей и бригадиров бы нарожала, и механизаторов, и каких хошь специалистов. Выгоду упустила, председательница!

— А кормил бы кто? Ты рожаешь, а колхоз корми. Пока вырастут…

— А ты как хотела — родился и сразу в дело сгодился?

— Ну, ладно, ладно.

— Ла-адно! Строгие больно. А только я все равно воровала. Редко, а прихватывала.

— Знаю, — сказала Евдокия Михайловна. — С уполномоченным тогда связалась. Его ведь сняли за это.

— Хороший был, — вздохнула Алена.

— Хороший. И умел много. Пахать, косить, сеялку наладить, в кузнице ли чего — умные руки.

За столом они выпили по рюмочке за встречу, потом еще по одной за новую жизнь — для Зои Андреевны и Евдокии Михайловны это была жизнь пенсионерок, Алена через год-другой, глядишь, станет бабушкой. А в сорок третьем ей было всего девятнадцать лет.

— А ты уж, наверно, привыкла? — спросила Евдокия Михайловна.

— Привыкаю, — сказала Зоя Андреевна. — Первого сентября не утерпела, ходила на занятия.

— А соседка твоя, тетя Клава, жива еще?

— Жива. Поклон тебе прислала.

У дома прошумела машина, Евдокия Михайловна метнулась к окну.

— Каштанов, — сказала она. — А я боялась — не приедет, инструктор у них из обкома.

Каштанов работал здесь четвертый год, и в последний свой приезд Зоя Андреевна его видела. Он тоже изменился за это время, пополнел и возмужал, а тогда совсем мальчишкой выглядел — из комсомола прислали, на омоложение партийных кадров. Евдокия Михайловна писала, что хозяйственный оказался, агроном по специальности, крестьянское дело любит.

— Очень рад вас видеть, — сказал он после общего поклона Зое Андреевне. — Весь хутор говорит о вашем приезде. Оставайтесь здесь, а?

Вошедший за ним Венька поддержал его:

— Оставайтесь, Зоя Андреевна, мы вас почетной гражданкой выберем.

— За стол, за стол! — выскочила Алена. — Стоят столбами, а тут гуляй в одиночестве.

— Успеем, мама, — сказал Венька, — праздник впереди. Мы по делу сейчас заскочили.

— Вечное у тебя дело, будто мы бездельники.

— Серьезное дело, — сказал Каштанов. — Мы должны торжественно передать ваш колхоз новому председателю.

— По рюмочке, — попросила Евдокия Михайловна. — Со встречей.

— Ну если со встречей…