Ненавижу. Хочу. Люблю

Давно я не просыпалась в постели с мужчиной. Как же это прекрасно — просыпаться в тёплых объятиях. Хочется мурлыкать, как кошечке. Тихонько отрываю руку Гриши от себя, пытаясь встать с дивана. На что он рычит и стискивает меня в объятиях ещё сильней. Но я не сдаюсь и с третьей попытки у меня всё же получается выбраться из постели. Гриша переворачивается на спину, закидывает одну руку за голову и дальше сладко сопит.

Такое чувство, что он снимается для обложки журнала. Красивое, расслабленное лицо. Утренний беспорядок на голове. Красивое, в меру накачанное тело. Лишь самое главное скрывает простынь.

Вкусный…

Встряхиваю головой, втянув обратно вытекшую слюну. Надо взять себя в руки, ведь я собиралась приготовить завтрак. Не ела со вчерашнего обеда, а за ночь сбросила ещё пару тысяч калорий. И, по-моему, мой желудок прирос к спине. Ощущения именно такие.

Отыскиваю взглядом Гришину футболку. Классика жанра. Но я так давно этого не делала, что удержаться просто не в силах. Вдохнув запах Гриши с тёмно-серой ткани, быстро натягиваю на себя и на цыпочках бегу в ванную. Умываюсь и фокусирую взгляд на своём отражении в небольшом настенном зеркале. Покраснения и небольшие синяки виднеются на шее. Оглядываю всё своё тело и охреневаю. Руки, живот, бёдра. Всё тело в таких отметинах. Что в принципе неудивительно. Я не преувеличу, если скажу, что Гриша был словно оголодавший зверь. И я. Кусала и всасывала его кожу, царапала. И вряд ли эти отметины исчезнут до понедельника. И, догадываюсь, Котова это нисколько не обеспокоит.

Снова картинки начинают крутиться острой, горящей спиралью, утягивая в круговорот мысли и кислород. Дыхание учащается, а низ живота приятно потягивает…

«Твою мать, Котов!» — вновь встряхиваю головой и шлёпаю на кухню.

Включаю тихонько радио и начинаю приготовление. Решаю сделать горячие бутерброды и пожарить яичницу. Раньше Гриша обожал мои творения на быструю руку. Надеюсь, он не избаловался и может есть обычную еду?

Нарезаю хлеб, сверху кладу колбасу, затем сыр и отправляю в микроволновку на полторы минуты. Беру три яйца, разбиваю в сковороду и закрываю крышкой. Это для Гриши, он любил, когда желтки почти готовы, но ещё можно макнуть хлебом…

Вспоминаю с каким аппетитом он всегда её уминал и снова улыбка расцветают на лице…

Пока готовлю, наяриваю попой под песни на «Русском радио», разливающиеся из динамиков тёплой ностальгией по стенам маленькой кухни. При этом подпеваю себе под нос.

— Гм-м-м… забирай меня скорей… и целуй меня везде… Ла-ла…

Но вдруг слышу за спиной…

— Как вкусно пахнет…

Резко разворачиваюсь и вижу Гришу. Стоит в одних боксерах, потирает глаза и улыбается мне. Боже! Ничего прекраснее я не видела уже давно! А его улыбку несколько лет. Она у него шикарная…

Улыбаюсь в ответ.

— Доброе утро! Готовлю завтрак! Садись! — указываю лопаткой на стол, где уже стоят готовые бутерброды, его яичница и кофе. Моя ещё готовится.

Он переводит взгляд на мои кулинарные «изыски» и… Смеётся! Раскатисто так, с откидыванием головы назад.

Я тут же хмурю брови возмущённо.

— Что смешного?!

Он, наконец, успокаивается и, посмотрев вновь на меня, перестаёт улыбаться. В два шага подходит ко мне, берёт моё лицо в руки и жадно целует, при этом сильно прижимая к столешнице.

Я ничего не поняла! Ну да ладно! Кидаю лопатку назад, обхватываю его спину и отвечаю на поцелуй.

— Просто давно такого не ел… — проговаривает быстро, оторвавшись на секунду, и снова накидывается. Кусает губы, обхватывает язык.

— Это плохо?.. — шепчу, задыхаясь.

— Это очень хорошо… — выдыхает, сжав мои ягодицы в своих ручищах. А я после этих слов улыбаюсь ему в рот. Понял, что будет, скажи он мне обратное? Правильно, меня нельзя расстраивать…

Уже вовсю чувствую, как Гриша возбуждён. Прижимает меня всё сильнее, упираясь своим стоячим другом. Эй! А я есть хочу!

Когда всё же один голод перевешивает другой, я кладу руки на его грудь и надавливаю, отодвигая от себя и прекращая поцелуй.

— Сначала поедим! Я умираю с голоду!

Он снова смеётся и, укусив тихонько меня за нос, отходит сесть за стол.

А я веду носом, учуяв запах горелого…

— Твою налево! — вскрикиваю и быстро выключаю конфорку. Моя бедная яичница пала в бою храбрых! Тыкаю лопаткой в горелку и ещё раз неприлично ругаюсь.

— Иди ко мне, — хватает Гриша меня за руку и сажает к себе на колени. — Я поделюсь с тобой.

Обнимаю одной рукой его за шею и впиваюсь в его профиль, разглядывая и наблюдая за тем, как сосредоточено он разделывает яичницу. Хотелось бы сказать, что всё как раньше. Совместный завтрак, я у него на коленях, он или я кормим друг друга. Смех и поцелуи. А потом и секс здесь же на стуле. Улыбаюсь воспоминаниям, пока в горле образовывается ком. Хотелось бы сказать, но всё уже совсем не так…

Сердце больно сжимается от понимания, что всё это лишь на выходные.