Ненастоящие

– Не все у нас тут хорошие актеры, – говорил он по телефону. – Да и нет у меня к ним доверия после того, что случилось. Как Андрей мог украсть скальпель и никто этого не заметил? Почему никто не услышал, что происходит в палате? Так что пусть они тоже думают, что ваш брат болен. Без моих назначений ему никто ничего не даст и не уколет, за это можете не волноваться.

Ваня к утру с предложением Лили так и не смирился, но и возникать не стал. Вызывать кого-то из Питера было долго и глупо, проще уж самим справиться. Тем более в своих актерских способностях он был уверен.

– Следователь Медведев сказал, будто вы уверены, что Вареников не мог этого сделать, – начала Лиля, когда доктор лично разлил чай по красивым фарфоровым чашкам. – Почему?

– Тип личности не тот, – уверенно заявил доктор. – Даже измененной. Понимаете, Вареников находился в глубокой депрессии, его даже в душ приходилось силой водить, не то что кормить. Хотя несколько дней перед тем, как все произошло, он казался мне странно возбужденным, говорил, что все вокруг кажется ему ненастоящим. Такое бывает при его заболевании, но я даже предположить не мог, что он поднимет руку на соседей. Не в аффективном состоянии, а заранее все спланирует. Ведь скальпель он стащил заранее. Если бы это было спонтанное решение, я бы понял, но не план. Нет, точно нет. – Доктор даже головой помотал для убедительности.

– А что вы скажете по поводу надписи? – поинтересовался Ваня, прихлебывая чай и с тоской поглядывая на вазочку с печеньем, которую им почему-то не предложили. – Когда он успел ее сделать?

Никита Антонович поморщился, как от зубной боли.

– Он подпер дверь изнутри одной из кроватей. Пока сотрудники взламывали ее, написал кровью убитых соседей, а потом покончил с собой.

Лиля с Ваней переглянулись, молча соглашаясь с тем, что выглядит все это действительно странно, даже с учетом речи о психически нездоровом человеке.

– А что с выжившим? – снова спросила Лиля. – Почему он молчит?

Доктор сложил руки домиком на столе и наклонился чуть ниже, явно раздумывая.

– Выжил он чудом. Вареников нанес ему три удара скальпелем в область сердца, но Слава у нас уникальный человек: его органы расположены зеркально. И если у всех людей сердце слева, то у него – справа. Это его и спасло. В больнице, конечно, лежал, одно легкое пришлось удалить, но выжил и вернулся. Я пытался разговаривать с ним по велению следователя, хоть и считал, что еще слишком рано, но он молчит. Просто замыкается в себе и ничего не отвечает. Я даже не уверен, что у вас получится разговорить его. Если бы он отвечал хоть что-то, можно было бы попробовать установить контакт, вывести разговор на нужную тему и поймать хоть какие-то отрывки, но… – Доктор развел руками, но тут же снова сложил их на столе.

– Ладно, попробуем, – вздохнул Ваня, залпом допив чай. – Ведите меня в палату. Раньше сядем, раньше выйдем.

Никита Антонович велел той самой медсестре, что встречала их на входе, оформить нового пациента, сказав, что заниматься его лечением будет сам, а также попросил положить в палату к Вячеславу Петрову.

– К Петрову? – удивилась медсестра, которую доктор называл Сонечкой. – Вы уверены?

Этот вопрос Ване не понравился. Он старался делать отсутствующий вид, будто и не слышит даже, о чем они говорят, улыбался и с детским восторгом осматривался вокруг, но сам внимательно все фиксировал.

– Да, – кивнул Никита Антонович. – Ванечка у нас парень веселый, авось и его развеселит.

– Хорошо, – словно нехотя согласилась Сонечка.

Ване выдали старую застиранную пижаму в неожиданно голубой цветочек и повели в самый конец коридора.

– Ну ладно, братишка, – перед дверью сказала Лиля. – Я тебя завтра навещу.

Она крепко обхватила Ваню за плечи и прижалась губами к его уху.

– Веди себя хорошо, я ж все в отчете напишу, – прошептала она.

– Я тебе отомщу, – пообещал Ваня, не сделав попытку обнять ее в ответ.

Лиля еще раз махнула ему рукой, грустно улыбнулась и в сопровождении доктора отправилась обратно, а Ваня вошел в палату. Та оказалась небольшой, всего на две койки, на одной из которой лежал, отвернувшись к стене, мужчина, а другая пока пустовала. В ногах каждой койки стояла тумбочка, а возле окна расположился стол с одним стулом. Больше в палате не было ровным счетом ничего, даже несчастной раковины. Ваня вдруг подумал, что, если задержится здесь хотя бы на неделю, сам впадет в депрессию. Надо бы разговорить этого психа побыстрее. Эх, Сашку бы сюда! Она бы мигом его загипнотизировала и все узнала. Почему они раньше не подумали?

Когда за медсестрой закрылась дверь, его новый сосед внезапно повернулся к нему, сел на кровати и уставился на него таким взглядом, что Ване стало не по себе. На вид ему было не больше тридцати, и даже сильные залысины не добавляли лет, но вот глаза… Глаза принадлежали глубокому старику: бледно-голубые, как будто выцветшие, они смотрели одновременно на собеседника и куда-то сквозь него, не в потаенные мысли и страхи, а как будто в параллельную вселенную.

– Ты принес с собой голоса? – спросил он.

– Что? – растерялся Ваня.