Немцы в городе

Потом мы с патлатым слесарем на позаимствованной у сварщиков небольшой тележке привезли с технического склада баллон с газом и, подсоединив к аппарату, тут же проверили его работоспособность, выдув по десятку стаканов газированной воды. Было просто удивительно, до чего меня замучила жажда и что в меня вообще столько влезло. Такого, насколько я помнил, со мной еще не бывало.

– Молодцы, – сказал забежавший на минутку посмотреть, как мы управляемся, начальник цеха. Он выглядел здорово не выспавшимся, под его глазами темнели набрякшие мешки. – Ого, даже аппарат успели наладить… Выпью-ка я стаканчик.

– Так ведь все действия отработаны давно, – сказал слесарь. – Все привычно.

– Вот то-то и оно, что привычно. Именно об этом и надо бы поговорить… – Осушивший с десяток стаканов Иван Сергеевич стоял, тяжело дыша, и хмурился. Потом вскинул руку, посмотрел на часы. – Ладно, собрание сегодня устраивать поздно, обед скоро.

– Да что на собраниях штаны протирать, – вступил в разговор подошедший Викентьич. – Вам бы складским мозги вправить надо, а то что это за дела… – Он кивнул в сторону ворот.

– Спасибо, что подсказал… – пробурчал начальник, – только с этим я как-нибудь сам разберусь. Лучше скажи, почему в моем кабинете телефон с утра разрывается! Опять полцеха дома не ночевало. Дисциплинка, мать вашу…

Викентьич промолчал. Он отвел взгляд, потом, когда молчание затянулось, нажал кнопку и аппарат принялся заполнять стакан газировкой.

«Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края; прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января»… – запел у токарей Лещенко.

– После обеда подскочи ко мне на полчасика, – сказал начальник, с завистью глядя на запрокинувшего голову Викентьича. Тот, не отрываясь от стакана, кивнул, и начальник пошел к себе через ремонтников.

– Он и сам дома не ночевал, – сказал, подойдя, низенький лысоватый токарь.

– А ты почем знаешь? – спросил, крякнув, Викентьич.

Он поставил стакан под кранец и нажал кнопку.

– Да пошел утром к нему насчет зарплаты спросить, подхожу к кабинету, слышу, он там с женой по телефону разговаривает… Эй, воду-то всю не выдуй, оставь другим хоть чуть-чуть!

– Да пей, сколько влезет, – сказал Викентьич, с сожалением возвращая стакан на место. Потом спросил: – Сколько на твоих натикало?

Я с трудом оттянул плотно обхвативший запястье рукав, чтобы посмотреть на свои часы без стекла.

– Обед уже.

И только сейчас ощутил, что ремешок часов больно впился в руку. Следовало бы его ослабить, но, надевая часы в последний раз, я и без того задействовал крайнюю дырочку, хотя совсем недавно свободных было целых три.

– Вот и пошли, тезка, – сказал повеселевший Викентьич и хлопнул меня по плечу. И, вспомнив, добавил: – Найдем тебе рубль, не боись. В очереди мужиков спрошу. А в крайнем случае поварихи так дадут. Просто в долг на меня запишут, и все дела. Меня там все знают.

– Пошли, – тоже повеселев, сказал я. – Только еще стаканчик перехвачу.

И мы с Викентьичем выпили еще по пять стаканов воды, а ушли только потому, что на нас стали рычать образовавшие очередь токаря.

– Этак завтра придется выписывать еще один баллон, – озабоченно сказал напоследок Викентьич и мы двинулись в столовую.

Мы стояли в очереди, между витриной выдачи и стальным хромированным барьером, и думали, чего бы такого набрать на пятерку, чтобы вышло побольше, потому что Викентьичу удалось настрелять у работяг трояк и два раза по рублю. Верх примерно метровой высоты настольной витрины, в которую выкладывалась жратва, был металлическим, а обращенный к нам бок был наполовину открытым, состоя из перемещающихся по пазам выпуклых, полукругом, фрагментов из прозрачного плексигласа с ручками. Наши подносы стояли на подставке перед витриной и были пока пустыми. Мы решали, как бы на занятые Викентьичем деньги отовариться по максимуму, потому что оба чувствовали зверский аппетит и жажду.

В зале играло радио.

«Прощай и ничего не обещай, и ничего не говори; а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-асма-а-атри-и», – пел Лев Лещенко.

– Может, винегрет? – предложил я, – он вон какой дешевый, можно целую кастрюлю на двоих взять.

– Нет, – не поворачивая головы, сказал Викентьич; он жадно высматривал что-то за салатами, – винегрет – пустая трата денег, им не насытишься. Жаль, сегодня не рыбный день, тогда на пятерку можно было бы столько рыбы с пюре набрать, что треснули б…

– Слушай, а здесь всегда так много народу? – спросил я.

В зале было около пятидесяти столиков, и свободных мест за ними не было совсем. Кто-то даже ел стоя, разложив тарелки на одном из подоконников, а столики были буквально завалены тарелками со жратвой. Каждый брал порцию или две первого, два или три вторых, пару тарелок десерта и не меньше пяти стаканов компота. От кассы народ отходил осторожно, походками цирковых канатоходцев, с трудом сохраняя горизонтальное положение переполненных подносов. У каждого на тарелках со вторым были навалены целые горы черного хлеба – его, кажется, можно было брать здесь то ли бесплатно, то ли по символической цене, по паре кусков на копейку.