Немой учитель

Эллильсар шагал по сухому ломкому мху и слышал за спиной сдавленные вскрики. Старался не оборачиваться.

* * *

Странная все-таки птица - ворона. Вот, казалось бы, едешь, смотришь по сторонам - нету их и неоткуда взяться, но стоит только появиться в воздухе запаху смерти - и птицы тут как тут.

Эллильсар посмотрел в небо, тонкой полоской сгущавшееся между верхушками деревьев - там двигались черные точки. Вороны. Птиц ожидала знатная пирушка. В том случае, если вольные братья не питаются самими воронами.

- Отличное вложение денег, - заметил Готарк Насу-Эльгад, покачиваясь в седле. - Теперь я ваш должник, Моррел.

- Не только вы, - отозвался принц. - Я тоже, так что... - он развел руками, не зная, что и сказать.

Немой рассеянно кивнул. Ему говорить явно не хотелось... ну, то есть, общаться не хотелось. После того, что произошло в лагере вольных братьев...

Эллильсар поневоле вспомнил низенькие, крытые сухими ветками шалаши, помосты на деревьях, тоненькую струйку дыма из угольев умирающего костерка. У костерка сидел, кутаясь в роскошный плащ (явно с чужого плеча), старик. Если честно, принц даже не представлял, что бывают {такие} старики, {настолько} древние. Тем более удивительно, что вольные братья до сих пор не "кончили" его, ведь пользы от деда никакой, одна обуза, по нынешним-то временам...

- Знакомтесь, - отрывисто бросил Юзен, кивая на старика. - Наш Сказитель.

Главарь опустился на бревно рядом с дедом и кивнул "гостям", чтобы происоединялись.

Таллиб отвел лошадей в сторонку, остальные сели у пепелища.

"Зачем?" - показал руками Моррел, и принц передал его вопрос Юзену.

Тот дернул плечом, словно хотел в растерянности пожать, да потом передумал. Смело посмотрел в глаза немого учителя:

- А я не знаю, господин. Видишь, вошла в меня дурь, не ведаю, каким боком выйдет. Показалось мне, что так просто наша встреча не должна закончиться. Слишком уж много всего наверчено-накручено...

Эллильсар не понял, что имеет в виду главарь. Но видел, что человек это отчаянный - отчаявшийся, и нужно быть начеку.

- Зачем пригласил? А показалось мне вдруг, что тебе стоит послушать Сказателя. Он славно умеет говорить о всяком. Захочешь, поведает тебе про какую-нибудь царевну распрекрасную, захочешь - про мужлана неотесанного, на меня похожего.

- Перестань, - внезапно велел старик, и Юзен умолк. - Хоть ты здесь и глава, но перестань. Эти люди не для наших зубов. Ты и сам знаешь, мальчик. Что тебе стоило их пропустить? - привел ведь! Ну а коль привел, изволь, расскажу я им кое-что, да только не про барышень и не про тебя. Про тебя - что сказывать? Был ты у отца с матерью, был, жил, умничал в силу своих молодецких способностей. А один раз зацепило тебя самым краем-краешком великого и могущественного... теперь вот сидишь здесь в лесу, людей губишь. Убивший Губителя сам им становится. Ну да ты знаешь...

Старик помолчал, поерзал, и повернулся к ним лицом, тощим и выгоревшим до черноты обугленной деревяшки. Только неестественно белые глаза сверкали на лице, глаза с черными опять-таки зрачками, которые мигом отыскали Готарка Насу-Эльгада и впились в него.

- Церковник! Это хорошо. Ты сиди, сиди, мил человек, не напрягайся. Дурного не сделают. Правда, придется тебе послушать одну историйку, к каковым ты, по долгу службы, навряд привык. Ну да не горюй, она тебе кругозор расширит, а верить... "Каждому воздастся по вере его" - из ваших книг, так ведь? Потом - захочешь, сыщешь, согреешь старика. Тебе ведь ведом секрет огня, который выпаривает истину? Вместе с душой.

Не обижайся. На детей и сказителей не обижаются. Или на сказившихся?.. Не помню. Лучше послушай. И вы, гостюшки, послушайте, и ты, смуглокожий, стоящий у скакунов, и ты, Юзен, и... Слушайте, одним словом.

Раньше - а я не всегда был немощным стариком - бывал я в далеких отсель местах, куда не добрались ни последователи Скитальца, ни служители Распятого. И там, неожиданно, наткнулся я на один апокриф, который очень походил на правду. Не дергайтесь, господин церковник, прошу вас. Это, знаете, сбивает с мыслей. Н-да, похож, говорю, был на правду, апокриф. Слишком уж о нем пытались забыть все, кто мог бы этого хотеть. Не высмеивали, не протестовали, просто делали вид, что такого и поблизости не существовало, и существовать не может. Писан он был языком высоким, тяжелым, прямо скажу, языком для простого пересказу, поэтому я упрощу - уж не обессудьте.

Писано в нем было следующее: "Когда Бог создал все сущее: землю с небом, растения и зверей, Он, наконец, сотворил первого человека, которого нарек Ата . Затем по просьбе Аты создал Господь женщину, жену Аты, названную Лили д". Ну да это все вы знаете, я пропущу.

И вот, люди жили в небесном саду, познавая его красоты и щедроты, коих, как ведомо, не счесть, но однажды Бог заметил: Его самые совершенные создания не поклоняются Ему, даже не верят, что Он всемогущ. "Я - лучше и добрее всех", - говорил Он, но люди смеялись: "Что такое добро? Что такое лучше?". "Вы не верите мне?" - вопрошал Он их. "Верим", - смеялись Ата и Лилид, но этим все и заканчивалось.