Ужин тянулся бесконечно. Жиль, сидевший напротив прекрас-ной мадам Сильвенер, на другом конце стола, время от времени ловил обращенный к нему спокойный, задумчивый взгляд, так не вязавшийся с ее манерой держаться. Она много говорила, вокруг нее было много смеха, и Жиль посматривал на нее с легкой иронией. Должно быть, она действительно чувствовала себя королевой Лимузена и хотела понравиться приезжему парижанину, к тому же журналисту. В прежнее время для него была бы развлечением двухнедельная связь с женой провинциального судейского чиновника, и уж каким красочным рассказом в духе Бальзака он угостил бы своих приятелей, возвратясь в столицу. Но теперь у него не было ни малейшей охоты к любовным приключениям. Он смотрел на свои руки, лежавшие на скатерти, худые, бессильные руки, и ему хотелось лишь одного – поскорее уйти.
Как только встали из-за стола, он, точно ребенок, уцепился за Одилию, и она заметила, что у него осунулось лицо, дрожат руки, а глаза смотрят на нее с мольбой. Впервые она по-настоящему испугалась за него. Она извинилась перед мадам Руарг, потащила за собой подвыпившего Флорана, и они сбежали не прощаясь, «по-английски», насколько это возможно в провинциальной гостиной. Съежившись в машине, Жиль дрожал от озноба и грыз ногти. Нет, клялся он в душе всеми богами, нет, в другой раз он не поддастся, никуда он больше не поедет.
Что касается Натали Сильвенер, то она с первого взгляда полюбила его.
Глава третья
Жиль Лантье удил рыбу. Вернее, снисходительно смотрел, как Флоран пускается на любые уловки в надежде, что рыба польстится на его мерзких червяков, но рыба оказалась хитрее. Было около полудня, солнце припекало, рыболовы сняли свитеры, и в первый раз за долгое время Жиль испытывал почти что блаженство. Вода была удивительно прозрачная, и, лежа на животе, Жиль рассматривал круглые разноцветные гальки на дне речки, следил за волшебным хороводом рыб, которые бросались к крючку Флорана и, ловко сорвав наживку, радостно уплывали, тогда как рыболов «подсекал» впустую и выкрикивал ругательства.
– Крючки у тебя слишком толстые, – заметил Жиль.
– Такие надо для пескарей! – рассердился Флоран. – Нечего насмешничать, попробуй-ка сам поуди.
– Нет уж, спасибо, – лениво отозвался Жиль, – мне и так хорошо. Постой, кто это?
Он испуганно поднялся: по тропинке шла какая-то женщина, направляясь прямо к ним. Жиль поискал взглядом, где бы укрыться. Но у берега раскинулась ровная, гладкая лужайка. Волосы женщины сверкали на солнце, и Жиль тотчас ее узнал.
– Это Натали Сильвенер! – воскликнул Флоран и густо по-краснел.
– Ты что, влюблен в нее? – пошутил Жиль, но, встретив разъяренный взгляд зятя, тут же прикусил язык.
Натали Сильвенер подошла уже совсем близко, она была просто очаровательна – стройная, улыбающаяся, с прищуренными от яркого солнца глазами, еще более зелеными, чем тогда, вечером.
– Меня послала за вами Одилия. Я в прошлый раз обещала заехать к ней и сдержала слово. Ну как, клюет?
Рыболовы встали, и Флоран с несчастным видом указал на свое ведерко, где покоилась единственная рыбка-самоубийца. Мадам Сильвенер расхохоталась и, повернувшись к Жилю, спросила:
– А вы? Вы только смотрите?
Он засмеялся вместо ответа. Она присела прямо на землю возле рыболовов. На ней была коричневая кожаная юбка, коричневый пуловер, туфли на низком каблуке-она казалась гораздо моложе, чем в прошлый раз. И менее «роковой женщиной». «Ей лет тридцать пять», – определил на глазок Жиль. Теперь она куда меньше пугала его – вернее, уже не казалась ему чужой.
– Ну, покажите-ка свои таланты, – сказала она Флорану, и тут повторилась та же сцена.
Они с ужасом увидели, как поплавок нырнул, Флоран подсек, и – увы! – на конце лески болтался голый крючок. Жиль захохотал, а Флоран бросил удилище на землю и с напускной яростью стал топтать его ногами.
– Хватит! Возвращаюсь домой! – воскликнул он. – Пойду приготовлю для вас, если хотите, коктейль «порто-флип».
– «Порто-флип»? – изумился Жиль. – Такое еще существует? Жиль и мадам Сильвенер немного посмеялись, глядя вслед Флорану, который неуклюже лез в гору со своими двумя удочками, складной скамеечкой и ведерком, а когда он исчез из виду и они остались одни, оба смутились. Жиль сорвал былинку, над-кусил ее. Он чувствовал на себе пристальный взгляд этой женщины, и у него мелькнула смутная мысль, что стоит ему протянуть руку… Чем она ответит – поцелуем или пощечиной, – он не знал. Но что-то произойдет, в этом он был уверен. Только он уже отвык от неопределенных положений – в Париже все было наверняка, в открытую, само шло ему навстречу. Он откашлялся, поднял глаза. Она смотрела на него раздумчиво, как и позавчера, на том проклятом ужине.
– Вы с моей сестрой большие приятельницы?
– Нет. По правде сказать, она изумилась, когда я приехала. И замолчала. «Прекрасно, – подумал Жиль, – значит, ответом был бы поцелуй. В провинции тоже времени не теряют». Но что-то в этой женщине сдерживало его цинизм.
– Почему же вы приехали?