Немая судьба. Эхо войны

Никогда не забуду, сколько было визгу и лая, когда мы надели на нашу Жучку её личный нагрудник. Она скакала и лаяла так, что собаки во всех вольерах всполошились и подняли такой лай, что мы их насилу угомонили. Тут мой напарник снова пристаёт: Лукич, говорит, давай проверим, как справится с заданием Жучка. Недалеко от нашего подразделения, на опушке, стоял подбитый немецкий танк. Давай, говорит, отправим Регдая и Жучку: кто первый подложит мину, тот и победил. Регдай – это был наш самый лучший пёс из племенных немецких овчарок. Команды выполнял безупречно. Мы его всё придерживали, не отправляли на задание. Жалко было, хороший собака. Потехи ради решили: пусть мужики позабавятся. Война кругом, радости какой мало. Снарядили наших воинов… – неожиданно рассказчик умолк и долго смотрел вдаль, словно желая заглянуть в прошлое. – Вот что важно: чтобы пробраться к тому танку, надо было речушку переплыть. Она в низинке протекала, мы туда за водой ходили. Для человека незначительная, по пояс, а для собаки – преграда. Думаю, утонет наша Жучка в этой самой речке. Нагрудник утянет на дно. Мы же всё решили сделать по-настоящему, как положено: по весу мины закрепили мешки с песком, – ветеран с любовью посмотрел на фотографию и воскликнул: – Ох ты, моя дорогая! В общем, дали команду. Собаки приготовились. Смотрю на Жучку, а она с меня своих выпученных глаз не сводит. Подумал, поняло животное, что на глупую смерть посылаем, сказать не может, бессловесная тварь, так корит взглядом. Отвернулся от стыда и крикнул: вперёд! Рванули с места наши собаки. Регдай голову пригнул, к земле прижался и рысью напрямик к танку. Жучка же, ушами по ветру размахивая, куда-то в сторону как дала стрекоча. В траве утонула, только след виден – так стремительно неслась. Летит пулей, но не к танку, а вбок. Всем подразделением потешаемся, а я про себя думаю: и слава богу, жива останется скотина. Регдай уже скрылся из виду, значит, спустился к речке, глядим, и Жучкин след простыл. Ребята наши выглядывают, на той стороне ищут Регдая, про Жучку даже не думают. Все болеют за лучшего кобеля. Мне за Жучку обидно стало, махнул рукой и отвернулся, чтобы не быть свидетелем её позора. И тут крик: Лукич, гляди, гляди! Смотрю, а на той стороне, с левого боку летит пулей к танку наша Жучка, а Регдая не видать. Это божье безобразие уже заползла под танк, а Регдай только появился, но с другого боку и тяжело так взбегает в горку. Холка клином вздымается. Он ещё издали заметил под танком Жучку, а та его встречает – хвостом виляет. Они обнюхались и сели ждать нас. Мы ничего не понимаем, как такое могло получиться? Все с мест сорвались и бросились бежать, но не к танку, а в сторону, куда рванула Жучка, – и какое было наше удивление, переросшее в восторг, когда для нас открылось – почему Жучка побежала туда. Там через речку лежало дерево. Пока Регдай переплывал речку и его относило течением, наша Жучка быстренько переправилась по дереву. Мужики стали подтрунивать над Регдаем, а он голову пригибает, стыдится, понимает, значит. Неделю спустя погиб Регдай. Подорвал «тигр» немецкий, – ветеран даже пилотку снял, отдавая честь. – Зато Жучка выглядела победительницей: голова высоко поднята, уши на ветру развеваются, губа верхняя вздёрнута, вроде улыбается.

– Много собак было? – поинтересовался я, пока ветеран собирался с мыслями.

– Много, – Панкрат Лукич снова покачал головой. – Когда война закончилась, я так обрадовался за наших собак. Мне говорят: за людей радуйся, а не за тварей земных. Как же?! Вот ты писатель, так и скажи: прав я или нет? Люди сами себе войну придумывают, а животные бессловесные, спасая человеческие жизни, гибнут. Думаешь, под танк кинуться не страшно? – старик замолчал, пристально изучая моё лицо, но мне нечего было ответить.