Neлюбoff

Душный вечер принимает меня в свои объятья. Улица обнимает запахами выхлопных газов, раскаленной за день пыли, несвежестью последних августовских дней. Окутывает ароматами тлена и увядания. Деньги так и остались лежать на стеклянном столе, превращенные моими руками в мелкие, никчемные обрывки, под внимательным взглядом Олега. Я не знаю что делать, как жить дальше. “А может, не стоит жить, броситься под машину, и закончить мучения”- мелькает шальная мысль. Это так просто - всего лишь шаг навстречу бесконечности, и нет ни боли, ни предательства, ни страха. Легче ведь перенести смерть человека, чем знать, что тебя предали, растоптали, и предатель ходит рядом, дышит, живет. Но сделать этот шаг мне не дает пуговица, зажатая в ладони. Маленькая, перламутровая пуговица от рубашки Анатолия, которую я так и не выпустила из своей руки, даже когда оскверняли мою душу и тело. Дома я оказываюсь, уже когда на землю падает звездное покрывало ночи. Силы покидают меня, и я засыпаю, скрючившись на полу темной, пустой комнаты.

[Октябрь 2009г.]

[Он]

- Паша, я не знаю что делать. Софья изменилась, из нее словно ушла какая - то краска, присущая только ей. Я не узнаю ее, не знаю, как объяснить тебе, но чувствую, что происходит что - то странное, страшное.

- Мнительный ты стал, Анатоль, ох мнительный - добродушно смеется Пашка, перефразируя известный фильм, на который мы бегали в детстве в маленький кинотеатр, с ужасно неудобными, занозистыми сиденьями, а потом играли в мстителей во дворе, восхищаясь героями и презирая Лютого, которого собственно и цитирует, сидящий напротив меня Пашка.- Устала просто твоя ненаглядная, вот и капризничает. Да, мало ли у баб проблем. Циклы у них все какие - то, головы больные. Ленка, тоже в последнее время с ума сходит. Вот объясни мне, Анатоль, у твоей мамы были ПМС, или у бабки моей голова болела? Нет, ничего подобного не могу вспомнить, пахали, как ломовые на работе, а потом дома чистили, готовили, стирали, без автоматических стиралок, заметь. И не жаловались, а тут одну машинку купили, вторую, посудомойку, то се, и все недовольны. У меня перед глазами до сих пор, бабкины артритные руки, отжимающие простыню. А белье пахло как, морозом. А сейчас химией воняет, и смятое все, потому что вешать, видишь ли, некогда, а на морозе руки стынут.

- Нет, Паша, не стал я мнительным. Устал, наверное, просто. Олег меня командировками этими, замордовал уже. Я понимаю, конечно, что деньги отрабатывать нужно, но я же программист, а решаю вопросы, которые любой менеджер решить в состоянии. - Эх, Толян. Это называется “ Я начальник, ты дурак” - большим человеком Олежек стал, тут уж не попишешь ничего. Говорят, в депутаты собрался, хотя там ему самое место. Как раз для него работенка.

- Кто говорит то? - без интереса спрашиваю я, просто, что бы поддержать разговор.

- Майка говорит, они с Леной кофе недавно пили. Олег бабу себе нашел новую, с ума по ней сходит, а взять не может, уж не знаю почему. Майка в шоке, трон то, закачался под ней. Решила ребенка родить, чтоб Олежку возле себя удержать, так он ей такой скандал закатил.

- Не удержишь Олега ребенком. Интересно бы на волшебницу посмотреть, которая его каменное сердце растопить умудрилась.

- Да треп это все, Майка подозревает наличие соперницы, но не уверена - задумчиво говорит Павел, складывая журавлика из лежащей на столе салфетки.- Хотя, дыма без огня, наверное, не бывает. А ты, дорогой друг, хватай Софью в охапку и к морю вези. Отдохнет, в себя придет и будет вам счастье. Я ее отпускаю, ректор я, в конце - концов, или нет?

- Стареем мы с тобой, Павлик. Сплетничаем, как две бабки на базаре - с горечью говорю я, глядя на своего друга. Он погрузнел, под глазами залегли морщины, волосы стали цвета перца с солью, а я вижу его таким же, как раньше - лопоухим мальчишкой с хитрющими глазами, что так не вяжется с суетливыми движениями и граненым стаканом, наполненным водкой, смотрящимся словно игрушечный, в его огромной лапе. Что случилось с нами: со мной, с Олегом, с Пашкой? Почему, по мере взросления, мы перестали осознавать ту тонкую связь между нами, которую так остро чувствовали в детстве?

- Пора мне, Анатоль. Лена ждет, я обещал с близнецами погулять - выводит меня из задумчивости голос Павла.

- Да, и мне пора - говорю я.

Дома, вопреки ожиданиям, работает телевизор и пахнет ванилью и еще чем - то очень вкусным, из детства. Я слышу, как поет Софи, гремит посудой, и сердце мое наполняется надеждой, что все стало, как прежде.

- Привет - улыбается Софья, увидев меня, стоящего в дверях кухни. Она прекрасна, давно не видел ее такой.