Нелюбимая

— Моя вина, признаюсь! Я же вместо Любаши к нему ходила. Она дома ждала. Мне бы Любке соврать что-нибудь: мол, не попала к нему — очередь большая. Или заболела… да вообще не пошла никуда! А я со злости, что Платошка такой паршивец оказался, все нашей Любушке и выложила: какой он важный да как со мной разговаривал: «Не помню, как ваше отчество Наталья?..» Я отвечаю: «Тетей Наташей меня звал все время, забыл?» Ну и сразу поняла, что мою просьбу он не выполнит. Я-то хотела просить пособие на ремонт дома. Не стала даже говорить о пособии, а сразу о тебе и Любке. Ты, мол, закончила институт, Любаша болеет, помочь бы им немного, Платон Федорович! Это будет по-божески… А он, паршивец, посмотрел на часы так, чтобы я увидела (задрал рукав, мол, мое время вышло), и мне в ответ: «Сейчас много фондов открыто. Пусть обращаются, глядишь — кто и поможет!» А о вас с Любкой даже не спросил ничего… Вот…

— Ну а мама? Мама-то как?.. — жалобно, по-детски перебила Надя.

— А как? Я, дура, все это ей и выложила… А она за сердце сразу. Плохо ей стало. Любаша надеялась, что он к ней зайдет… А платье-то какое на ней было надето! Я раньше не видала у нее такого. Берегла, видимо, покойница, на случай встречи с этим подлецом. Ее и схоронили в этом платье… — Наталья помолчала и горько закончила: — Совсем еще молодая баба — пятьдесят лет всего-то. Ей бы еще жить и жить!

Какое-то время женщина и девушка сидели молча. Затем Наталья, с удивлением оглядев Надю с ног до головы, воскликнула:

— Так ты еще и в дом не заходила? Открывай замок, заноси сумку да пойдем на кладбище! Покажу, где могила Любаши.

— Тетя Наташа, спасибо! — Надежда, не двигаясь, просительно продолжила: — Я на кладбище пойду одна… Знаю, где могила. Мне Люба-мама давно показывала могилку тети Груни, маминой сестры. Там оставлено место. Мы там всегда цветы сажали. Мама говорила: «Пусть растут цветы, все подумают — место занято».

Наталья поднялась и требовательно спросила:

— А ты почему не плачешь?! Или уже плакала? — Затем решительно опять села на скамью и твердо сказала: — Уйду, когда начнешь плакать! Рыдать! Давай начинай.

Надя прижала к груди побелевший кулачок, в котором были зажаты ключи.

— Уходите, Наталья Николаевна… Я плакать буду, только потом… Когда одна.

Женщина поднялась со скамьи и миролюбиво проворчала:

— Ладно, ухожу. Оно понятно — одной поплакать легче. Загляну потом, поговорим, что дальше делать.

Надя зашла в дом, сумку поставила у порога, будто чужая. Постояла какое-то время, затем обошла комнаты, пытливо заглядывая во все углы, еще не до конца осознав — Любы-мамы там не найти… На глаза попалась висевшая на спинке кровати косынка. Девушка машинально повязала ею голову и вышла во двор. По привычке закрыла на замок дверь, повесила ключи на гвоздик и, выбирая дорогу побезлюднее, пошла на кладбище. Сначала не спеша, потом быстрее и быстрее, а под конец уже бежала. Знала — куда.

Невысокая береза росла у могилы тети Груни. Люба-мама называла ее «ворчунья». Как только они с Надей в день поминовения подходили к холмику, где покоилась сестра Любаши, береза, даже в самый безветренный день, обязательно шумела ветвями. Пошумит-пошумит и успокоится.

Надя подошла к могиле тети Груни, поглядела на березу, та зашумела, поприветствовала, сбросив Надежде под ноги несколько пожелтевших листиков…

Надо повернуть голову, поглядеть в сторону… Надо! И она поглядела. Из кучи искусственных и завядших цветов виднелся деревянный крест с портретом ее мамы. На фотографии мама была молодой, яркой… Казалось, из ее смеющихся глаз радость искрилась во все стороны… Много ее было, радости, хватит всех одарить!..

Девушка присела на землю, где стояла. Вытянув руку, коснулась креста с портретом. Она не голосила, лишь тихонько стонала, будто больная, периодически всхлипывая. Рот зажала рукой — не услышал бы кто да не пришел. Они с мамой только вдвоем должны быть. Всю жизнь вдвоем и теперь тоже! Когда Надежда забывалась и всхлипывала громче, береза тоже начинала шуметь.

Девушка придвинулась ближе к изголовью могилы, прижалась щекой к деревянному кресту и, подавив слезы, начала разговор:

— Помнишь, Любочка-мама, что я тебе обещала? Я ведь все выполнила… Привезла диплом тебе показать. Есть у меня вроде неплохой парень — Костик. Я тебе говорила о нем. Думаем строить с ним жизнь. И тебя хотела забрать к себе в город. Помнишь? А еще я тебя обещала замуж выдать. А ты хохотала и замахивалась на меня полотенцем, помнишь, мама?.. Ты же у меня еще совсем молодая, мамочка! Не выполнила я этого — не выдала тебя замуж…

Солнце клонилось ближе к закату, когда соседка, тетя Анюта, нашла Надежду на кладбище. Девушка уже не плакала, молча сидела около могилы. Вроде все переговорено, но вот как оставить здесь Любу-маму, а самой уйти — не знала.

Анюта, успокоенная, что нашла наконец Надю (ведь ходила на другой конец поселка к Наталье!), присела рядом с девушкой, обняв ее за плечи, ласково предложила: