Некуда

– Чем? И вы смеете спрашивать, чем? Двух молодых людей только что наказали, а вы потихоньку от жены учреждаете у себя сходки и еще смеете спрашивать, чем вы виноваты.

– Да это не я, а Сергей. Я с какой же стати… Это его знакомые.

– А! а! Вот вам и отец! Головою сына выдаю, мол: извольте его вам, только меня, седого дурака, не трогайте, Прекрасно! прекрасно! Вот отец так отец!

– Да что вы пугаете? Кого наказали, и какая тут сходка?

– А о чем там говорят? – спросила Варвара Ивановна с придыханием и указывая большим пальцем руки в сторону, откуда долетали студенческие голоса.

– Об университетских порядках говорят.

– Как калоши ставить в швейцарской или что другое?

– Нет, о начальстве.

– Как его не слушаться?

– Нет, только о деньгах говорят.

– Ну да, то-то, чтоб денег не платить?

– Да.

– Это оборвыши эти рассуждают?

– Все говорят.

– А вы слушали?

– Да что же тут такого, право? Они рассуждают резонно.

Варвара Ивановна отодвинулась от мужа один шаг назад, окинула его взором неописанного презрения и, плюнув ему в самый нос, шибко выбежала из залы.

Оставив в зале совершенно потерявшегося мужа, madame Богатырева перебежала гостиную, вскочила в свой будуар и, затворив за собою дверь, щелкнула два раза ключом.

Алексей Сергеевич постоял в зале, на том самом месте, на котором давал отчет своей супруге, потом подошел к зеркалу, приподнял с подзеркального столика свечу и, внимательно осмотрев свое лицо, тщательно вытер белым платком глаза и переносицу.

Затем он потихоньку подошел к жениному будуару и взялся за ручку замка.

Дверь была заперта наглухо.

– Варвара Ивановна! – произнес, откашлянувшись, Богатырев.

Ответа не было.

– Варинька! – повторил Алексей Сергеевич.

– Что вам нужно здесь? – сердито крикнула из-за двери Варвара Ивановна.

– Я на минуточку.

– Нечего вам здесь делать.

– Да я хочу только посоветоваться, – умолял Богатырев, поспешно прикладывая ухо к створу дверей.

– Не о чем.

– Да что же делать? Я не знаю, что делать.

– Так я знаю, что нужно делать, – ответила Варвара Ивановна.

И Алексей Сергеевич слышал, как она перешла из будуара в спальню и затворила за собой другую дверь.

В это же время в передней послышался топот и гомон.

Сходка расходилась.

Последние из комнаты Сержа Богатырева ушли Розанов и Райнер. Для них еще подали закусить, и они ушли уж в третьем часу утра.

Сергей Богатырев сам запер за ними дверь и, возвратясь, лег спать.

Варвара Ивановна на другой день встала ранее обыкновенного. Она не позвала к себе ни мужа, ни сына и страшно волновалась, беспрестанно посматривая на часы. В одиннадцать часов она велела закладывать для себя карету и к двенадцати выехала из дома.

Глаза у Варвары Ивановны были сильно наплаканы, и лицо немножко подергивалось, но дышало решимостью и притом такою решимостью, какая нисходит на лицо людей, изобретших гениальный путь к своему спасению и стремящихся осуществить его во что бы то ни стало.

Карета Варвары Ивановны остановилась сначала у одного большого дома неподалеку от университета.

Варвара Ивановна вошла в круглый, строго меблированный зал и сказала свою фамилию дежурному чиновнику.

Через две минуты ее попросили в кабинет.

Варвара Ивановна начала плачевную речь, в которой призывалось великодушное вмешательство начальства, упоминалось что-то об обязанностях старших к молодости, о высоком посте лица, с которым шло объяснение, и, наконец, об общественном суде и слезах бедных матерей.

– Но что же я могу сделать, сударыня? Ваш сын, слава богу, еще даже ни в чем не замешан, – возражал ей хозяин.

– Да, это правда; но он может быть замешан; его могут увлечь.

– Удержите его.

– Я вас прошу об этом. Я вас прошу защитить его.

– Да от чего же защитить? Помилуйте, я вас уверяю, его ни в чем не подозревают.

– Это все равно: он ходит… или может ходить на сходки.

– Уговорите его, чтоб не ходил.

– Разве они слушают?

– Вы мать, – он вас скорее всех послушается.

– Ах, разве они слушают.

– Но что же я-то могу для вас сделать?

– Вы начальник.

– Да уж если матери не слушают, то как же вы надеетесь, чтобы начальника послушались.

– Запретите им собираться на сходки.

– Их давно об этом просили.

– Чту просить? Запретите просто.

– Мы не можем ходить за ними в каждый дом. Москва велика, – они везде собираются.

– Прекратить как-нибудь все эти беспорядки.

– Только об этом и заботимся; но это вовсе не так легко, как некоторые думают; нужно время, чтобы все пришло в порядок.

– О боже мой! ну, выслать их вон из города, ну, закрыть университет.

Хозяин пожал плечами и сказал:

– Сударыня, это от нас не зависит, и желательно, чтобы этого не случилось.

«Баба! я всегда говорила, что ты баба, – баба ты и есть», – подумала Варвара Ивановна, усевшись в карету и велев ехать вверх по Тверской.

В другом официальном доме объяснения Богатыревой были не удачнее первых. Здесь также успокоивали ее от всяких тревог за сына, но все-таки она опять выслушала такой же решительный отказ от всякого вмешательства, способного оградить Сержа на случай всяких его увлечений.