Некто Лукас

Информационный бюллетень содержит и другие столь же необходимые для клиентуры сведения, — крайне важно, чтобы она знала, по какой линии будет курсировать ресторан во время завтрака и ужина, — линия каждый день другая, что наилучшим образом разнообразит впечатления посетителей. Поэтому помимо предлагаемого шеф-поваром перечня фирменных блюд публикуется точное расписание на ближайшие пятнадцать дней, и хотя ежедневная смена линии усложняет для администрации высадку и посадку клиентов, это позволяет отвлечь внимание обычных пассажиров, которые могли бы угрожающим образом концентрироваться у вагона в часы завтрака и ужина. Кроме тех, кто получает бюллетень, никто не может знать, пройдет ли ресторан по станциям линии от «Мэри де Монтрёй» до «Порт де Севр» или по линии, соединяющей «Шато де Венсен» с «Порт де Нейи», — и к наслаждению, которое клиенты испытывают от посещения различных участков метро и от знакомства с различиями, не всегда стертыми, между станциями, прибавляется такой важный элемент, как безопасность, учитывая непредвиденное воздействие, которое может произвести постоянное появление вагона-ресторана на станциях, посещаемых одними и теми же пассажирами.

Те, кто трапезничал на любой из линий, сходятся во мнении, что к наслаждению изысканной кухней добавляется приятный и стократ полезный социологический опыт. Усаженные напротив окон для непосредственного обозревания перрона, клиенты имеют возможность наблюдать спектакль, каждый раз иной по форме, напряжению и ритму, в котором действует трудолюбивый народ, спешащий поутру к своим повседневным занятиям, поспешающий в конце трудового дня к доброму заслуженному отдыху, подремывающий на ходу в толчее перрона. Чтобы способствовать более естественному характеру этих наблюдений, бюллетень администрации рекомендует своей клиентуре не глядеть на перрон неотрывно — предпочтительнее делать это между двумя укусами и глотками или в паузах разговора: избыточное исследовательское рвение может вызвать несвоевременную и, разумеется, незаслуженную посетителями реакцию части малокультурных пассажиров, не могущих понять завидную широту взглядов, которой наделены современные демократии. В частности, следует избегать пристального изучения перрона, когда на нем преобладают группы рабочих и студентов, — и, наоборот, можно без риска обозревать перрон, когда там находятся лица в возрасте и умеющие со вкусом одеваться, — будучи похожими на посетителей вагона, они даже могут приветствовать последних, давая понять, что их нахождение в ресторане является поводом для национальной гордости, если не положительным свидетельством прогресса.

В последние недели, в связи с тем что сведения об этом новом виде сервиса проникли почти во все слои городского общества, на станциях, где останавливается вагон-ресторан, замечена большая концентрация полицейских сил, что свидетельствует о внимании официальных кругов к столь интересному начинанию. Больше всего полиция активизируется в моменты выхода и входа посетителей ресторана, особенно когда речь идет об одиночках или парах: в этих случаях, после того как образуется шпалера из дежурных ресторана и метро, вооруженные полицейские, число которых может варьироваться, вежливо препровождают клиентов к выходу из метро, где тех почти всегда ожидает автомобиль, — эта клиентура придает большое значение скрупулезной подготовке своих приятных гастрономических вылазок. Предосторожность более чем понятна: во времена, когда самое безответственное и неоправданное насилие превращает в джунгли не только нью-йоркское, но, порою, и парижское метро, разумная предусмотрительность властей заслуживает всяческих похвал не только со стороны посетителей ресторана, но и со стороны пассажиров в целом, которых не очень-то прельщает возможность стать случайной жертвой грязных умыслов со стороны провокаторов или умственно больных людей, по преимуществу социалистов и коммунистов, а порой и анархистов, — умыслов, коим нет конца, как и надеждам бедняков на лучшую жизнь.

Смех смехом, а не стало шестерых [110]

Чуть за пятьдесят — все мы мало-помалу начинаем умирать с другими умершими. Великие маги-волшебники нашей молодости один за другим покидают этот мир. Мы уже и не думали о них, они остались где-то там, в истории, «other voices, other rooms»[111] привлекли наше внимание. Конечно, и там они остались лишь в виде картин, на которые глядят не так, как прежде, в виде стихов, которые лишь слабо благоухают в памяти.

И вот (у каждого свои любимые тени, свои великие посредники) настает день, когда первый из них так страшно заполняет собой газеты и радиопередачи. Возможно, мы не сразу поймем, что в этот день началось и наше умирание — я-то догадался об этом в тот вечер, когда в разгар ужина кто-то вскользь упомянул о сообщении по телевидению: в Мийи-ля-Форе[112] только что скончался Жан Кокто — словно частица меня самого упала на скатерть под ничего не значащие реплики.