По лицу придворного мага блуждала сладкая улыбка, глаза лихорадочно блестели, словно он, как и его жертва, провёл бессонную ночь. Скорее всего, так оно и было, но если одному мешали уснуть дурнота и страх, не отступавшие ни на мгновение, то другому — предвкушение близкого вивисекторского удовольствия.
«Познакомимся поближе»… Многоликий знал заранее, что утром услышит именно эти слова, и знал, что они означают. Поэтому он не выказал ни удивления, ни испуга, когда ему на голову легла сложная металлическая конструкция, холодные лапки которой плотно прижались к вискам. Демонстрируя свой страх, он выпустит его на волю, и тогда пиши пропало: даже если Принцесса не передумает, даже если она сумеет раздобыть ключ, толку от этого всё равно не будет!
В ногах у пленника, пристёгнутого, как и вчера, к кровати, придворный маг поставил круглое зеркало в широкой фигурной раме, наклонив его так, чтобы поверхность была видна им обоим. Многоликий предпочёл бы ничего не видеть, а потом внушить себе, что ничего и не случилось, но у Реймо были другие планы.
— Сопротивляться не советую, — почти ласково проговорил Потрошитель. — Я, в любом случае, получу то, что мне нужно, но если ты станешь мне мешать, процесс затянется и будет гораздо более неприятным!
Сегодняшней целью придворного мага были воспоминания Многоликого. У пленника и в мыслях не было сопротивляться. Наоборот, он намеревался помогать, как ни тошно было думать, что алчному взгляду мерзавца Реймо придётся отдать самое сокровенное. Сейчас важнее всего удержать в тайне визиты Принцессы! Злыдни болотные, пусть смотрит на что угодно, на маму, на домик-развалюху в предместьях столицы, на пацанов с Подгорной улицы, на Иду и на тех, кто был до неё, пусть следует за своим подопытным куда угодно, лишь бы не появилось в зеркале знакомое магу нежное девичье личико! Лишь бы он не прочитал по губам заветное: «Я принесу вам ключ!..» Если ленту памяти виток за витком раскручивать перед ним с самого начала и делать это как можно медленней, он просто не доберётся нынче до последних двух дней.
Металлические лапки на висках потеплели и как будто пульсировали, посылая болезненные импульсы внутрь черепной коробки. Голова закружилась, зрение расфокусировалось, превратив окружающие предметы в мутные цветные пятна, и только зеркало впереди было видно с устрашающей чёткостью. Его поверхность словно запотела, затянувшись молочным туманом, затем туман рассеялся, и вместо него возникло лицо молодой женщины с пышными рыжими волосами. Женщина светло улыбалась.
— Мать? — прохрипел Потрошитель.
— Да…
Первые детские воспоминания Многоликого, отрывочные и сумбурные, придворного мага не заинтересовали. Равнодушно глядя в зеркало, где сейчас маячили дощатый потолок и серые от старости занавески в мелкий жёлтый цветочек, Реймо спросил:
— Когда ты узнал о своём даре? Это она тебе рассказала?
Пленник помотал головой.
— Вспоминай.
Он вспоминал. Медленно. Очень медленно. Вспоминал маму, которая в те годы много плакала и хваталась за любую работу, но ещё не болела. Дом, дышавший на ладан, но ещё пригодный для жилья и по-своему уютный. Незатейливые игрушки, которые мама мастерила в редкие свои свободные часы. От картин, сменявших друг друга на зеркальном экране, щемило в груди, Многоликий даже рад был вновь увидеть давно утраченный мир, однако раскаленные гвозди, вонзившись ему в виски, разом его отрезвили. Реймо выплюнул:
— Быстрей! — и принялся подстёгивать пленника при каждой ненужной задержке.
Голодное и нищее, но согретое материнской любовью детство закончилось, как только мама заболела. Она слегла за полгода. Многоликий, которого тогда никто ещё так не звал, пытался работать — разносчиком газет, уборщиком, мальчишкой на побегушках у рыночных торговцев. Но грошей, что ему платили, не хватало даже на клейкий дешёвый хлеб, не говоря уже о враче и лекарствах для матери.
События тех дней он помнил так ярко, словно они случились вчера.
Его всегда дразнили — за то, что их крошечная семья была самой бедной в посёлке, за то, что он рос безотцовщиной, за то, что был нескладным и странным. Он привык: иногда огрызался, иногда кидался в драку, чаще не обращал внимания. Но в этот раз зверята-сверстники мишенью своих насмешек выбрали не его, а маму — маму, которая, мальчик знал, совсем скоро уйдёт от него навсегда. Они окружили его, выкрикивая грязные несправедливые слова и кривляясь, в глазах у него потемнело от ярости, он изготовился броситься на них с кулаками — один против десятерых… И тут тело скрутило судорогой, каких у него отродясь не бывало! Очнувшись, он увидел, как его мучители, истошно крича, бегут врассыпную, а в следующий миг понял, что вместо рук и ног у него — тяжёлые медвежьи лапы с глянцевыми чёрными когтями.
— Отлично, отлично! — воодушевился придворный маг, пододвинул к себе внушительную конторскую книгу и застрочил в ней, попутно задавая вопросы.