Некромантка 2

Не прошло и десяти минут, а вокруг девушки уже сложился небольшой круг из отрубленных конечностей и покалеченных тел. Касаясь магического огня, кожа монстров плавилась, пузырилась, истлевала за считаные секунды. Но тел было слишком много. Пламя, с каждым новым трупом, что падал на него, горело все тише.

Воздух стал вонью. Ноги скользили по влажной земле, руки — по поверхности рукоятей. Тварей пока не становилось меньше, но Имельда все рубила и рубила, рыча не хуже самих вурдалаков. Светились в темноте ее голубые глаза.

Глядя в окно церкви, Турцел и сестра Марфа невольно задумались, а жива ли ещё Имельда? Или, может, она уже тоже обратилась? Но некромантка продолжала сечь головы и вонзать свой кинжал под ключицы тварям, отрубая возможность их дальнейшего существования.

Она чувствовала каждой клеткой своего тела, всеми фибрами души как Морок внутри неё ликует от удовольствия. Ещё ни разу в жизни он не убивал мертвых, но ему нравилось. И хоть он был отчасти разочарован, что в эту плоть нельзя будет вонзить зубы и что этими убитыми нельзя будет насытиться, он стремился в бой, крепче сжимая рукоять рукой девушки, сильнее рыча ее голосом, скаля довольную улыбку ее губами. Он давал ей нечеловеческие силы, а она направляла эту силу в умелые удары и движения.

Мару на крыше, когда удавалось в промежутках времени, когда твари пытались добраться до него, видел, что творит эта женщина. Он видел, что это не Имельда. Голубые глаза светились неестественным огнём раздора. Мурашки бегали по его коже, когда он смотрел на неё. Смесь страха, восхищения, адреналина битвы и вожделения дарила незабываемую гамму чувств и ощущений. И все это от одной единственной женщины…

Она била ногой в хрустящие грудные клетки, ломая ребра, но вурдалакам это не доставляло неудобств, они лишь отлетали назад и вновь поднимались. Она отрубала руку, а к ней тянулось несколько новых. Она отрубала голову, заливая себя гнилой кровью, а к ней уже тянулись клыкастые пасти других монстров. Она вонзала кинжал под ключицы, а вурдалаки вонзали клыки и когти в ее плоть, но она почти не чувствовала боли из-за адреналина и силы Морока. Он глушил все лишние чувства.

Да, вурдалаки дотягивались до неё, когда она промахивалась. Их было слишком много… Мару сбился со счёта на втором десятке. И это только те, что лезли к нему. Он специально порезал ладонь, чтобы сбить тварей с толку и перевести внимание на себя. Но помогало это не очень сильно.

Вурдалаки чувствовали что-то родственно-жуткое в той живой плоти, что так манила своей кровью, но в то же время, боялись ее, а потому хотели скорее уничтожить.

Когда мертвых тел и их частей было уже по пояс, а огонь давно погас, Имельда дала импульс силы и разметала тварей по сторонам от себя. Куски гнилой плоти разлетелись на несколько метров, вурдалаки попадали, но тут же поднялись и снова кинулись на девушку.

Она побежала. Пуская в ход все знакомые ей заклинания и святую воду, она замедляла их ход, не давала кидаться всем скопом на ее одну; уничтожала по одному с упоительным остервенением.

Она высвобождала ту звериную ярость, что испытывала, ту бессильную злобу, которую уже давно хотела выместить, но не могла сорваться на ближних. Если бы она была сильнее, она бы смогла спасти брата и найти убийцу родных. Если бы она была сильнее, она бы смогла в одиночку уничтожить тех упырей на болотах прошлой осенью. Они бы не смогли покалечить ее, если бы она была сильнее. И не погибли бы пассажиры затонувшего поезда, будь у неё больше сил. Не будь она такой слабой, то сумела бы вытянуть эти жизни из пучины озера. И если бы она не струсила тогда у дома Ивасьи и не вцепилась бы в руку Мару, она бы увидела, что некромант заражён. Она бы сумела предотвратить этот кошмар. Но она отказывалась принять свою суть, она обрекла целую деревню на участь хуже Смерти… Имельда не справлялась, и каждый раз кто-то разменивал слабость ее духа. Кто-то становился жертвой ее ошибок.

Имельда рычала, с каждым взмахом уничтожая тварей. Она кричала, вымещая бессилие в драке. Ярость Морока и ее собственная разжигали ее кровь; казалось, что по венам течёт огонь и вот-вот ее тело вспыхнет. А на самом деле ее кожа стремительно теряла тёплый тон, краски жизни покидали ее тело. Белели руки, темнели ногти, а Имельда этого не замечала. Она была поглощена битвой настолько, что даже перестала чувствовать случайных царапин, что наносили ей особо резвые монстры.

Турцел и сестра Марфа могли лишь наблюдать, молча, и молиться. С губ монахини срывался шёпот молитвы, и сила укрывала их от грязи монстров. Вурдалаки огибали святую землю, как вода масло. Они неслись в центр деревни, чтобы найти свой покой. Сколько времени прошло — никто не знал, но, в конце концов, их осталось считаные единицы.

Имельда с удивлением отметила, что с уменьшением количества вурдалаков, уменьшалось и влияние Морока. Истощались его силы, он уходил на задний фон куда легче, чем когда она его заставляла раньше.

Неужели он устал?