Самым несчастным взглядом уставилась на магистра. Даже себе я не могла объяснить, почему испытываю неприязнь к мертвецам. Это все равно, что некоторые боятся лягушек или мышей. Их я, к слову, не боялась, но только живых. Дохлую мышь ни за что бы в руки не взяла. Даже если покойник не воняет, вымыт, забальзамирован, мне все равно противно. А уж о полуразложившихся трупах и говорить нечего. Ох, мрак вселенский, как же с этим справиться?
– Идем, – магистр, наконец, отпустил мою руку и направился к лестнице.
На втором этаже оказалось много людей. Мертвых людей, которые, тем не менее, занимались совершенно обыденными делами. Перед большим зеркалом позировала мертвая леди в красивом наряде, служанка протирала перила, еще одна девушка катила перед собой тележку с посудой, совсем тощий, буквально обтянутый кожей скелет, услужливо открыл перед нами дверь.
***
Трапезная мне понравилась с первого взгляда. Никакой готики, вполне современная ресторация, весьма уютная. Огромное окно во всю стену открывало вид на Уранов лес и горы вдали, освещенные полуденным солнцем так, что вершины их казались золотистыми.
В углу за клавесином сидела светловолосая мертвая девушка и выводила печальную мелодию, ловко постукивая оголенными костяшками фаланг по клавишам.
– Она и при жизни любила музыку, – произнес магистр, с печалью глядя на клавесинистку. – Теперь это единственное, что она может делать.
– Мертвые ничего не помнят о своей жизни? – стало жаль девушку.
– Некоторые помнят. Зависит от того, насколько сильно разрушилось тело. У классических неупокоенных сохраняется часть ментального тела. Нора как раз одна из таких, но все сознание ее погружено в музыку. Она приходит сюда каждый день и играет. Но у большинства слуг даже части прежней личности не сохранено.
Магистр подвел меня к застеленному зеленой скатертью круглому столу, отодвинул стул для меня, усадил, а затем опустился на свое место. Я не успела увидеть, как перед нами появился мертвец с пожелтевшей кожей. Когда он костлявыми руками раскладывал приборы, заметила, что на скуле у него кожа лопнула, обнажая кость. Никакой крови, а сама кожа как пергамент. Как-то неприятно пользоваться приборами, к которым прикасался мертвец.
Поймав мой неприязненный взгляд, лорд Эрсиэ произнес:
– Да, не слишком качественная работа, – после, уже обращаясь к умертвию. – Мне, как обычно, и еще красного вина из Эшпры, того, что в желтых бутылках, – а затем, повернувшись ко мне. – Есть предпочтение?
– Что-то мне не хочется, – соврала, опустив глаза и нервно теребя край скатерти. Никак не могла отделаться от мысли, что вилок и ножей касался мертвец. Хотя до этого мне приносила еду Лаэш, и такого отвращения я не испытывала. Удивительное дело, аппетит пропал напрочь, а желудок продолжал ныть.
– Принесите для леди пирог с иртымом, – приказал лорд, проигнорировав мои слова.
Надо же, пирог с иртымом! И как только магистр догадался, что это мое любимое лакомство? Пожалуй, от такого не смогу отказаться, и в подтверждении тому желудок заурчал. Да и пирог не подразумевает пользования столовыми приборами. В столице иртым подавали как деликатес, а в Аринкай его не привозили вовсе, и я уже забыла этот чудесный, сладкий с едва ощутимой кислинкой вкус диких ягод. Иртым растет лишь на севере и созревает в самый лютый мороз. Рассказывали, что в самую холодную ночь зимы среди снегов распускаются багровые цветы на засохших ветках. А через несколько дней из цветов появляются черные ягоды.
– Как Вы узнали? – поразилась я.
– Что? – лицо лорда отражало непонимание.
– Иртым – мои любимые ягоды.
– Забавно, – магистр загадочно улыбнулся, – иртым произрастает на мертвых ветвях. Традиционная некромантская ягода. Цветы ее символизируют кровь, а сами ягоды есть кровь мертвая, черная. Более того, человек непосвященный сочтет ее вкус излишне вязким, – у меня глаза едва ли квадратными не стали от удивления. Я с детства любила как сами ягоды, так и варенье, пирожки с иртымом, булочки с иртымовым джемом, сок иртыма. При службе во дворце отец вполне мог себе это позволить. Дорого, вкусно, но не более.
– Я его с детства люблю, – призналась и покраснела, будто созналась в чем-то постыдном.
– Интересно, кто приучил тебя к типично некромантском лакомству?
– Отец. Он часто заказывал иртым для меня.
– Стихийник? Любопытно. Может быть, в вашем доме кто-то еще питал слабость к иртыму?
Я напрягла память, любимыми ягодами всегда наслаждалась в одиночестве. На светских приемах их не подавали, мама ягоды игнорировала, а чтобы папа ими лакомился, тоже не припомню. Кто готовил варенье или пирожки с иртымом, я не знала наверняка, предполагала, что наш повар, хотя попросту не задавалась этим вопросом.